А затем медленно что-то себе под нос шепчет.

Напрягаюсь.

— А? — переспрашиваю его.

И через секунду слышу отчётливое:

— Беги.

Глава 43. Ульяна

А…

Бежать?

Мне два раза говорить не надо!

Быстро сорвавшись с места, ощущаю тяжесть новых сапог. Раньше они казались лёгкими, а теперь на ноги будто нацепили гири.

И от паники, вместо того чтобы рвануть вперёд, вглубь леса, я делаю всё наоборот. Сигаю в сторону Басманова по диагонали, сама попадая в ловушку.

Мужчине требуется несколько секунд, чтобы оказаться впереди меня, поймать одной рукой. И я, взбрыкнув, сваливаю нас обоих в снег. И почему-то оказываюсь в невыгодной для себя позиции – под ним.

Тяжело дышу, выдыхая пар прямо в свирепые тёмные глаза.

— Я случайно, — мямлю под ним. И чтобы он сильно не злился, снимаю перчатку и касаюсь тёплыми пальцами его холодной щеки. Не знаю, сработает ли… Но умирать мне не хочется. — Ты же не будешь злиться?

Грею его лицо своей ладонью, ласково водя по небрежной щетине. Колется. Приятно так.

А он молчит. Будто накаляет и так напряжённую обстановку.

— Не будете же? — резко перехожу на «вы». Всё же за эти дни я забылась. У нас разница в возрасте. И если у меня ещё детство в заднице играет, то у него… Вряд ли. Точно. Ему за тридцать. А я маленькая двадцатилетняя дурочка. И игр он моих не понимает.

Поэтому и встаёт, никак не прокомментировав эту ситуацию.

Подпрыгиваю следом со снега, отряхиваясь. А затем плетусь за хмурым Булатом домой.

Как же быстро поменялось его настроение…

Но я предпочитаю промолчать.

Где-то по пути, почувствовав, как замерзаю, аккуратно спрашиваю:

— А нам долго ещё идти?

Смотрит вперёд. И довольно ёмко бросает:

— Не знаю.

— Мы всё же заблудились? — пытаюсь сдержать нервный смешок.

Я долго не протяну. Уже и перчатки не спасают. Мокрые от снега.

— Нет.

Да, каши с ним не сваришь. Сегодня он неразговорчивый. Плетусь за ним дальше.

И когда вижу наш забор и домище, срываюсь с места. Оставляю Басманова позади.

Я уже ничего не чувствую. Руки, ноги, лицо – всё замёрзло. Завтра у меня наверняка заболит горло. А может, и поднимется температура! Я же как овощ неделю дома сидела. А тут сразу на мороз и так долго гуляла!

Нужно выпить горячий чай, принять душ. А потом…

Сыграть в шахматы с суровым бизнесменом и поставить его на место.

Кстати, о нём. Обернувшись, никого не застаю. Дверь ещё не закрыта. Возвращаюсь обратно, выглядывая на улицу. А он стоит там, повернувшись ко мне широкой спиной. Дым от него идёт.

Курит.

— Ледышка, — окликаю его. Медленно оборачивается. — Ты ещё не замёрз?

От моего вопроса хмурится, будто я спросила у него, сколько на земле человек в точности до только что родившегося.

— Нет.

— Значит, сердце у тебя горячее. Греет, — вспоминаю слова дедушки, который всегда это говорил закалённой бабуле. — Хороший ты, Басманов, хоть и душа у тебя наполовину чёрная.

Я несу несусветный бред. Но мне простительно.

Я…

— Ты вместе с задом и голову заморозила? — озвучивает мои мысли вслух.

Улыбнувшись, киваю.

— Пошли греться. И в шахматы играть, — игриво наклоняю голову набок, с нетерпением ожидая момента, когда я выйду победителем в этой игре. Хоть где-то.

Качает головой, кидает бычок на землю, засыпая его снегом.

И наконец возвращается в дом. И я следом – в который раз за день, снимая обувь.

Избавляюсь от шарфа. Пытаюсь. Завязала, кажется, узел, и не могу его развязать.

А когда нахожу – вижу перед собой Булата. Смотрит на меня, как на мартышку. И сам поднимает ладони, за секунду развязывая шарф. Кидает его на тумбочку, дотрагивается до молнии куртки.

— Замёрзла?

От его действий и вопроса теряюсь.

— Щёки розовые, — спокойно кивает на моё лицо.

— Угу, — опускаю взгляд вниз, на его ладонь. Уверенно тянет собачку вниз. Помогает снять мне куртку. А затем, что несвойственно для него, дотрагивается тёплой ладонью до моего холодного лица. Ведёт по щеке костяшкой. На мгновение прикрываю глаза, греясь. Всё же он и правда не мёрзнет.

Костяшки сменяются на пальцы, что скользят от щеки к ушку, а затем на затылок.

Знаю, что это значит.