Ученики, конечно же сразу подорвались на выход, устроив в дверях столпотворение.

Я не полез в толпу. Решил подождать, пока народ схлынет.

Профессор Тору никуда не торопился. Он сидел и терпеливо ждал, пока мы покинем аудиторию.

— Профессор, — спросил я у него. — А вы не боитесь того, что ночью? — спросил я, чтобы как-то отвлечься от тревожных мыслей.

— Нет, — ответил он и усмехнулся: — Мне не нужно выходить на улицу. До своей комнаты я дойду по коридорам.

— А мы можем по коридорам?..

Профессор со злорадной улыбкой покачал головой.

— Это очень важный урок, Кизаму! И вы должны его усвоить. Иначе весь смысл обучения потеряется. Вы же слушали, что я только что рассказывал?

Говорить, что не слушал, я не стал. Обычно учителям такое очень не нравится. Но, я глянул в маленькие чёрные глазки профессора и мне в голову пришла мысль, что портить имущество императора нельзя. И я сразу расслабился — убивать нас не будут, а остальное можно перетерпеть.

Хотя, конечно, попасть в лабораторию, как те ребята, которые опоздали в общежитие после урока с Рикиши-сэнсэем, мне совсем не хотелось. Но думаю, для ночных путешественников тут заготовлено нечто иное.

Когда я вышел на улицу, все в растерянности стояли перед кустарником. Никто не успел пройти — дорожки закрылись, едва первые ученики вышли на улицу.

Солнце уже наполовину скрылось над горизонтом.

Я видел: ещё чуть-чуть, и народ ломанётся прямо на колючки. Нужно было срочно привести всех в чувство.

— Так! Спокойно! — рявкнул я.

Тишина установилась не сразу. Но как только установилась, и все взоры обратились ко мне, я повернулся к Рену и Сэдэо.

— Знаете, что делать?

Они кивнули, и в кустарнике появилось две дорожки — ледяная и бесцветная.

— Макото, Ёсико! — скомандовал я, и они тоже направились через кустарник в сторону общежития.

Кинпатсу не стал ждать, пока я назову его имя, он повернулся к Изуми и сказал:

— Тут главное не бороться с кустарником, а тренировать свою магию. Вот так! — и через колючий кустарник пролегла полоса ярких цветущих лиан.

— Иди! — сказал я Кинпатсу, и лианы раздвинули кустарник, образуя дорожку.

Изуми дёрнулась идти вслед за Кинпатсу, но я остановил её.

— Не получится! Каждый сам должен открыть дорогу для себя! — И повернувшись к остальным сказал погромче: — Слушайте меня внимательно! Кустарник пройти можно! Ребята вам это уже продемонстрировали! Запомните! Не боритесь с кустарником! Вы работаете только со своей магией! Давайте! Даичи, увеличиваешь…

— Я понял! — засмеялся пацан и вдруг вырос.

Точнее не сам вырос, а выросли его ноги, и он просто пошагал к общежитию, переступая через кустарник от дерева к дереву — оказывается, под деревьями были открытые площадки.

Остальной народ быстро понял, что к чему. Почти все. Кому-то пришлось объяснять, кого-то подбадривать.

В конце концов на площадке остались только мы с Изуми.

— А ты что? — спросил я её.

— Моя магия не подходит для этого, — испуганно ответила девушка.

Я глянул на солнце — из-за горизонта торчал маленький краешек. Нужно было торопиться.

— Изуми, что у тебя за магия?

Изуми покраснела и стояла, теребила край рубахи. И так неказистая, она ещё и стояла, безвольно опустив плечи и склонив голову.

— Изуми, — поторопил я. — У нас очень мало времени. Мы должны идти. Какая у тебя магия.

— Я это… — начала было девушка, и вдруг слёзы хлынули из её глаз. Она затараторила: — Я самое бесполезное на свете существо! Меня даже в лечебницу не взяли! Я никогда не смогу пройти этот кустарник!

Это так не вязалось с её восьмым уровнем, что я немного растерялся.

Но совсем немного, потому как времени не осталось.

— В чём? Твоя? Магия? Твою мать! — рявкнул я.

Изуми вздрогнула и отчаянно глядя мне в глаза призналась:

— Я могу менять внешность…

— В смысле? — спросил я.

В следующий момент передо мной стояла девушка с шикарными формами, настоящая секс-бомба.

Но Изуми была права. С такой магией она через ядовитый шипастый кустарник не пройдёт.

Может и можно было найти вариант, но не сейчас. Сейчас солнце, блеснув последним лучом скрылось за горизонтом.

И сразу же налетевший ветерок пробрал до костей.

В тревоге и дурных предчувствиях заныло сердце.

Сумерки сгущались на глазах, и чтобы видеть возможную опасность, я вызвал карту.