— Не оскорбляй меня еще больше, — упираюсь руками в грудь, — или думаешь, что ты меня с кем-то перепутал — это оправдание? Плюс в карму? Да ни хрена подобного! Ты просто ужрался и по пьяни залез на эту…

У меня нет цензурных слов, чтобы обозначить свою племянницу. В данный момент я ее ненавижу, и мне плевать что у нее там болит, и что ей плохо. Я мечтаю схватить ее за волосы и возить мордой по земле.

Меня бомбит. Мне так хреново, что словами не передать.

Ненавижу!

— Мил, пожалуйста. Успокойся. Врач запретил тебе волноваться.

— Заткнись, Зотов. Не смей делать вид, что тебя это беспокоит, — я проскакиваю у него под рукой и отхожу на безопасное расстояние, чтобы можно было просто вздохнуть. Легкие сводит от нехватки кислорода. Меня всю сводит. Ломает.

— Меня это беспокоит! — жестко произносит он, вызывая у меня нервный смех.

— Серьезно? Так беспокоит, что стоило мне уехать всего на день, как ты притащил в нашу постель милую Зайку?

Она продолжает орать и что-то требовать. Меня сейчас точно стошнит. И в животе становится тяжело. Он будто каменеет.

Все! Стоп нафиг! Пошли они все к черту!

Я достаю из аптечки таблетки, которые прописал мой врач-гинеколог. Выдавливаю одну, проглатываю ее, запивая большим количеством воды, и только после этого разворачиваюсь к Вадиму:

— Говоришь, беспокоишься за меня?

— Ты же знаешь, Мил, — произносит безжизненным голосом.

Я ни хрена не знаю и знать не хочу. Мне просто надо успокоиться, чтобы снова не разыгрался тонус:

— Тогда будь добр. Уйди. Прямо сейчас. И не звони мне. Потому что я не хочу слышать твой голос.

Вадим морщится так, будто съел что-то кислое:

— Не прогоняй меня.

— Если тебе не насрать на меня и моего ребенка, — слово «моего» почти выкрикиваю, — уходи. Я видеть тебя не могу, понимаешь? Мне плохо от одного взгляда на тебя. И убери от меня свою любовницу. Чтобы духа ее тут не было. Сделаешь, любимый? По старой памяти?

Он стоит, понуро опустив плечи, и меня саму внезапно покидают силы:

— Уходи, Вадим, — уже шепчу, — И убери ЭТО от нашего дома.

Пока нашего….

Звенит в ушах, от осознания того, что брак, который еще вчера казался крепким и нерушимым, сегодня превращается в горький пепел. Это жутко. Смотреть на то, как прежняя жизнь расползается словно туман, как то, что составляло эту жизнь в одночасье переходит из категории «навсегда» в раздел «было».

Муж тяжело кивает:

— Я буду в гостинице на Советской. Ты можешь позвонить в любой момент, и я тут же приеду, — горько морщится.

Я не позвоню ему, и он это знает.

Он всегда знал, как я отношусь к изменам. Камни грызть буду, выть на луну, но не прощу. Об этом я сказала сразу и искренне верила в то, что с ним мое сердце в безопасности.

К сожалению, теперь придется дорого заплатить за эту веру.

— Уходи.

Он подходит ближе, останавливается на расстоянии вытянутой руки и смотрит так, будто хочет что-то сказать. Просит о чем-то, но лед внутри меня уже разросся настолько, что я ничего не хочу. Ни слышать. Ни понимать.

— Уходи, — повторяю, едва шевеля губами. Они будто приклеенные, чужие, не мои.

— Обещай, что позвонишь, если потребуется помощь.

Помощь? Интересно, чем он может помочь? Склеить сердце скотчем? Мебельным степлером заколотить дыру в груди?

— Уходи.

Я стою, охватив себя руками, посреди кухни и слушаю, как он собирается в прихожей. Ничего не берет, только рабочую папку с документами. Тихо скрипит входная дверь, на миг запуская в дом Зайкины завывания, и тут же закрывается.

Что он ей говорит я уже не могу разобрать. Да и не хочу. Пусть просто уведет ее, пусть заставит замолчать.

Закрываю глаза, из последних сил пытаясь удержать слезы. Это невыносимо.

Губы дрожат. А сердце…сердце просто разламывается на куски.

Входящий вызов заставляет вздрогнуть. Я словно цапля не непослушных ногах подхожу к столу и беру мобильник.

Это Вадим.

На какую-то долю секунды мне отчаянно хочется сказать, чтобы он не уходил, но с улицы снова доносятся вопли Зайки. Она все зоны видимости, но рядом, и душа снова разлетается на осколки.

— Чего тебе? — спрашиваю так тихо, что сама еле слышу свой голос.