Шрифт:
Всё получилось очень быстро. В качестве привязной точки я использовала скальный обломок размером с два моих кулака и минут через пять над широкой каменной кастрюлей начал подниматься пар, а потом вода бурно закипела. Когда вернулся Макс с добычей, я прыгала вокруг самодельного горячего источника и вопила диким голосом:
– Спасибо! Спасибо, гад ты этакий! Ты слышишь?! У меня получилось! Получи-и-илось!!!
– Ты кого гадом наз-з-звала?!- резкий шипящий голос оборвал сумасшедший танец.
– Не тебя!
– Его?!- Макс бросил рыбу и осторожно проверил лапой воду.- Горячая... Как ты это с-с-сделала?!
– Профессор в библиотеке отличный справочник оставил.
– Но он ж-ж-же ушёл?!- ангалин хмурился и недовольно дёргал хвостом.
– Ушёл...- я присела рядом с ним.- Макс, ты чего?
Он отвернулся и принялся потрошить рыбу. И как-то так излишне резко всё делал, что я решила пока помалкивать и не трогать это двухметровое, психованное, рептилоидное создание.
– Ну что сидиш-ш-шь?! Воду кипяти!- и, сграбастав несколько крупных кусков, начал промывать их от остатков крови в соседней расщелине с водой.
Я наелась так, что даже встать не могла. Горячая еда! Внутренности согрелись, и желудок радостно принялся за свою работу. Липкий червь на лице совсем не мешал. Я ела и он ел... Только я - отварную рыбу, а он - сырую меня.
В море режим нашего путешествия изменился. Двигаться лучше было днём, а отдыхать ночью, так как кархаронам и другим хищным морским тварям было всё равно когда охотиться. Они могли быть одинаково активны и днём, и ночью. Хотя для Макса время суток тоже не имело большого значения, однако северные воды были ему плохо знакомы, и он боялся, что ночью может не заметить какую-либо опасность.
После плотного ужина я на карачках подползла к Максу под бок и, крепко обняв, прижалась. Он стиснул меня всеми лапами, вылизал ухо и тихонько зашипел:
– Только не злис-с-сь... Тебе так тяжело сейчас-с-с, а я не с-с-смог с-с-сдержаться...
Я погладила чешуйчатую голову и улыбнулась:
– А с чего ты так взъелся?
– Прос-с-сто когда ты этого профессора вспоминаеш-ш-шь, меня это жутко раз-з-здражает... И каж-ж-жется иногда, что ес-с-сли он вернётся, ну... обратно в твою голову, то заберёт тебя навс-с-сегда... Я до сих пор не понимаю вс-с-сего этого... как так мож-ж-жно общаться с кем-то кто с-с-сидит внутри и как там, вообщ-щ-ще, может кто-то с-с-сидеть, и ж-ж-жить, и что-то делать... Помниш-ш-шь, с-с-сколько времени ты зимой проводила там с-с-с ним, внутри себя?
Я кивнула и спрятала лицо на бархатистой груди:
– Помню...
– Ведь это не прос-с-сто так... Ты что-то чувствуеш-ш-шь к нему...
– Макс, ты ревнуешь?!
– Да! И это очень злит! Я так обрадовалс-с-ся, когда Дайк с-с-сказал, что он ис-с-счез из наш-ш-шей жиз-з-зни. Эти с-с-странные отлучки, когда тебя нельзя добудитьс-с-ся, тренировки... эти, как их... лекции... Это страш-ш-шно, Кари... Страш-ш-шно, потому что непонятно!
– Я и сама плохо понимаю, просто принимаю как данность. На Окатане слишком много загадок...
Он хмыкнул и вспыхнул мягким ровным светом:
– Вот пока я не з-з-знал тебя, всё было гораз-з-здо прощ-щ-ще и понятней...
– Жалеешь?- перебирая чешуйки, я вдыхала запах его шкуры и слушала мощный, ритмичный, но успокаивающий стук сердца.
– Даже и в мыс-с-слях не было...- золотое свечение сменилось нежно-сиреневым с бегущей дорожкой ярких искр.
Подняв голову, я заглянула в сияющие глубокой зеленью глаза:
– Я очень люблю тебя, и совсем не как друга... Пусть ты ангалин, а я - нет... Это ничего не меняет, Макс...
– Но ведь и Дайка ты тоже любиш-ш-шь?
– Да люблю... И ничего не могу с этим поделать, что-то решить...
– А з-з-зачем решать? Раз-з-зве плохо мы жили вс-с-се вмес-с-сте?
– Ты хочешь сказать, что к Дайку ревности нет?
– Так, иногда... Он мне с-с-стал почти как брат за это время, и мы прекрас-с-сно понимаем друг друга.
Макс очень глубоко вздохнул и откинул когтем прядь волос с моего лба:
– Ес-с-сли с превращ-щ-щением ничего не получитс-с-ся, ну... если мы не выяс-с-сним в чём была ош-ш-шибка или подвох какой... я с-с-смогу жить с вами? Если ты, конечно, не решиш-ш-шь вернуться в с-с-свой мир?
От такого, по сути, детского вопроса и тем более сказанного просящим, умоляющим тоном я чуть не разрыдалась, а в голове всплыла мысль, прочитанная когда-то давным-давно, что если ты спас кому-то жизнь, значит, ты навсегда за него в ответе.
– Зачем ты спрашиваешь? Ты знаешь ответ...
– Хочу, чтобы ты с-с-сказала...
Я потёрлась о грудную шерсть, стирая слёзы:
– Как же без тебя... Конечно, ты будешь с нами, а вот вернусь я на Землю или нет, не знаю. Не хочу тебя обманывать, да и себя тоже, тем более что пока толком неизвестно как это сделать. Помнишь, в Вечном свитке Аюта четверостишие?