— Ого! Ты видел?

Вадим открыл глаза. Первым что он увидел, были его руки. По ним пробежала рябь. Он перевел взгляд на говорившего и нахмурился:

— Проходи, мил человек, — хорошо хоть, остатки сил не пришлось тратить на изображение типичной воровской хрипотцы. Голос у него и так сел уже. Запасы кончились, чары начали пожирать его собственные жизненные силы. Пора приступать к завершающей части плана. Он снова закрыл глаза, сгреб волю в кулак, и снова превратился. В глазах потемнело. Тоже плюс, ведь ему сейчас предстоит играть пьяного.

Он ввалился в кабак, направился к разгромленному столу, вокруг которого хлопотали два целовальника и начал рыться в объедках.

— Вы чего, Степан Петрович? — опешили слуги.

— Мне еда нужна. Много. С собой.

— Случилось чего?

— Случилось. Дадите, нет?

— Сейчас, за хозяином сбегаю, — целовальник помоложе на вид устремился куда-то в глубину помещения. Его старший товарищ более спокойным шагом отошел в другую сторону. Вадим тяжело опустился на стул и бессильно свесил голову на грудь. Ждать пришлось недолго, подоспел младший с хозяином и старший. Последний проявил сообразительность и явился с солидного размера мешком на плече. Хозяин заведения быстро осмотрел самозванного Степана Петровича.

— Косой и его шаромыги на него наехали, — быстро заключил он, — они сошка мелкая, можно и едой откупиться. Водки взяли?

Целовальник извлёк из мешка бутыль и продемонстрировал хозяину.

— Годится, — заключил тот, — Степан Петрович, ты сам-то дойдёшь, с мешком то?

— Неа.

— Давайте-ка, помогите ему, — распорядился хозяин и ушел. Старший целовальник тут же перекинул мешок на младшего, а сам преувеличенно старательно принялся протирать стол. Разумеется, не тот, за которым сегодня ночью пировал Степан Петрович. Младший вздохнул и поплелся к выходу. Вадим пошел за ним.

Они вышли на улицу, прошли совсем недалеко, вошли в глубину ближайшего переулка, где Вадим и отпустил слугу, заявив, что стык с негодяями у него назначен именно тут. Как только тот скрылся из виду, Вадим тут же вернулся в свой облик и принялся усиленно есть, отгородившись от всего мира спиной. Насытившись, он задумался, что делать дальше. Постоянно оборачиваться нельзя, в рубище ходить тоже, значит, нужна одежда. Он направился в выходу из переулка, где вновь залёг в засаду. Отметил про себя, что для подобного образа жизни, предполагающего частые контакты с землёй, его одеяние вполне подходит. Услышал сзади странные звуки, обернулся, и увидел, что переулку медленно, согнувшись едва не до земли под тяжестью мешка, идёт человек, вся наружность которого говорила о том, что это вор. Точнее, как оказалось — воришка, поскольку парень был молод, а содержимое его мешка по большей части являлось хламом, который прежние хозяева не выкинули из-за лени. Вадима он принял за коллегу, с которым можно поговорить, обменяться новостями, а может и добытыми нелегким воровским трудом вещами. Вадиму, естественно, предложение поторговать пришлось кстати, к тому же воришка промышлял помимо прочего кражей белья, развешенного на верёвках сушиться. Подобрав что-то подходящее, Вадим переоделся и вручил воришке бутыль водки. Глядя в спину спешно улепетывающему воришке, который явно стремился как можно быстрее употребить полученное сокровище по назначению, Вадим испытывал угрызения совести. Парень по-сути неплохой совсем, но родился не там где надо. С юных лет спит, работает и всё остальное делает на улице. Из развлечений водка, читать наверняка не выучился за ненадобностью. Возможно, в чём-то и были правы те странные молодые люди, которых он послушал тогда в кабаке, за что и попал в кабалу к имперским гвардейцам. Ладно с этим потом разберёмся. Сейчас нужно что-то дальше делать. Одежда есть, еда есть. Надо искать место для ночлега. Впереди целый день. Вадим сделал шаг на улицу, подставил лицо солнцу и ощутил, какое же это простое, но вместе с тем изысканное удовольствие, быть одним из многих, просто человеком. Не под чужой личиной, не выглядывающим из своего укрывища нищим или разбойником. Простым прохожим.

— Ты чё встал тут, рот раззявил, а?

Вадим опустил голову и посмотрел на говорящего. Похоже, ему снова посчастливилось встретиться с разбойником. Его снова ограбят, разденут, всё заново, ну что за невезение!? Может быть, действительно, домой податься!? На дворе лето, как-нибудь потихоньку добредёт…Нет.

— Извиняюсь, — Вадим вскинул подбородок. В нём заговорило что-то новое, чего раньше в нём не было. Или было, но не высовывало носа из самой глубины души, — А знаете, почему я говорю именно «извиняюсь», а не «простите», или «извините»? Потому что я не нуждаюсь в вашем прощении, я извиняю себя сам.

Бандит придвинулся, навис над Вадимом.

— Пошли-ка со мной, — сказал он каким-то совсем другим тоном, не вяжущимся с его внешностью. Вадим на мгновение задержался, а после пошел следом. Если уж полагаться на судьбу, то не следует бояться идти за ней, когда она зовёт. А уж от широкой спины незнакомца прямо-таки пахло судьбой. Можно сказать, от него судьбой просто разило.

Незнакомец дошёл до стоящей у соседнего здания телеги, весьма добротной, хоть и простоватой с виду, залез на козлы и бросил через плечо:

— Полезай.

Вадим забросил в телегу мешок, после залез сам. Телега тронулась.

— Что в мешке? — спросил неизвестный.

— Меня зовут Вадим Егорович.

— А меня дядя Миша. Так что в мешке?

— Съестные припасы.

— Ворованные?

— Да, ворованные, но я не крал.

— На цинку стоял? Или это доля наводчика?

— Нет…Это сложно объяснить.

— Ну раз сложно, не объясняй. У меня от сложностей голова болит. Я человек простой.

— Чем занимаетесь, дядя Миша?

— Я, понимаешь, вроде как проводник между мирами, — голос дяди Миши стал странным. Вадим усмехнулся.

— То есть, мне с этой телеги уже не слезть, и вскоре мы переедем через мост?

— Не, — добродушно рассмеялся дядя Миша, — я не про это. Я проводник между миром Слободы и Гнилушкой. Когда высокородные молодые дураки едут сюда поразвлечься, а потом не возвращаются домой, их породистые мамаши кричат на их высокородных папанек, и те идут ко мне. Помоги, мол, дядя Миша. Ну я и помогаю.