— Сергей Данилович, будьте добры, езжайте навстречу солдатам и передайте им мой приказ: взять в блокаду село Тушково. Никого не впускать, никого не выпускать, насилия по возможности не чинить, но действовать решительно. Дожидаться меня. Выполняйте.

Старик если и удивился, то виду не подал, а отправился исполнять приказ. Вадим же высмотрел незанятое кресло, уселся в него, закинул ногу на ногу и обратился к присутствующим:

— Господа, прошу объясниться.

— А с чего это нам перед тобой объясняться? — спросил отец, грозно нахмурив брови. Губернатор же лишь усмехнулся и раскурил трубку.

— До меня дошли сведения из заслуживающих доверия источников, что крестьяне взбунтовались, сожгли усадьбу. Семья исчезла. И что я вижу?

— Вы видите свою семью, чудесно спасшуюся, — сказал губернатор, — так чего вам не хватает? Радоваться надо, молодой человек.

— А это что? — Вадим указал на бумаги, которые держала в руках мать, — если мне не изменяет зрение, это документы для выезда за границу. Мама, разреши взглянуть?

Он взял документы из рук жалобно смотрящей на него матери.

— Паспорта для пересечения границы, вид на жительство в землях кайзера, купчая на дом…Кто ж так расщедрился-то? У нас на это денег не хватило бы. Думаю, всё должно было выглядеть так: я получаю письмо о том что моя семья пропала. Сегодня, пока я был бы занят в нашей родной деревне, вёл переговоры с взбунтовавшимися крестьянами и опрашивал свидетелей, вы бы спокойно выехали по единственной дороге, добрались до железной дороги и отправились бы в земли кайзера. Скажи, мама, а ты понимаешь, что дальше было бы? Ты, папа? Вы, господин губернатор? Молчите? Так я вам расскажу. Я заставил бы своих людей по бревнышку разобрать остатки сгоревшей усадьбы. Через сито бы пепел провеял, косточки бы искал. Не нашёл бы, и решил что крестьяне вас убили. Разозлился бы страшно, и пользуясь своей новообретённой властью, покарал бы наших крестьян. Всех до одного. Кого плетьми засёк, кого на каторгу сослал бы.

— Да кто их считает-то, землепашцев? — хохотнул губернатор, — я вот, к примеру, и не знаю, сколько их у меня. Ну посёк бы ты их, Вадим Егорович, что с того-то?

— Я сиротой бы остался при живых родителях, это вы понимаете!?

Мать тихонько заплакала. Вадим замолчал.

— Сын, — тихим, но внушительным голосом проговорил отец, — Имение третий год в убытке. Нам хорошие деньги предложили, выезд за границу, пенсион мне назначили. Одно условие поставили: ты должен счесть нас погибшими.

— И ты согласился?

— Да, я согласился, — вскинул голову отец, — я думаю о семье.

Вадим не нашел, что ответить. Он повернулся к губернатору:

— Кто оплатил это представление?

Губернатор молча смотрел на него, попыхивая трубкой. Вадим достал императорскую бумагу и развернул её под носом у губернатора, тот пробежался по ней глазами. Встал.

— Пойдёмте на свежий воздух, молодой человек.

Они вышли на крыльцо, губернатор выбил трубку, потеребил её в руках. Ему явно было неловко.

— Ко мне обратились из дворца. Велели устроить всё. Бунт обещали сами организовать, на мне лишь вывоз ваших родителей. Знали бы вы, на какие ухищрения мне пришлось пойти, чтобы ваших маменьку с папенькой безопасно вывезти сюда. Крестьяне с факелами уже вверх по склону бежали, когда мой человек их через лаз в ограде выводил.

— Я должен был счесть их погибшими?

— Мне откуда знать? Вы сами, молодой человек, влезли в такие дела, занимаясь которыми чистым остаться не выйдет. Пеняйте себе, я-то при чём? У вас вон бумага какая есть. Расследуйте.

Губернатор пошёл внутрь.

— Постойте, — окликнул его Вадим, — скажите матери. Что адрес запомнил. Буду писать.

Губернатор кивнул. Вадим вышел на двор, вскочил в седло и поскакал к Тушково. Что ж, если неведомый кто-то ставил задачу разорвать связи Вадима с семьёй. Он её достиг, они всё равно что умерли. Вопрос лишь в том, кто этот «кто-то».

Прискакав в Тушково Вадим обнаружил, что село засело в глухую оборону, словно во времена набегов степных кочевников на земли Империи. Промежутки между домами на окраинах были завалены деревьями с обрубленными и заостренными ветками, из-за которых выглядывали угрюмые бородатые крестьянские физиономии.

— Еды у них припасено много, колодец в селе есть, так что измором брать не получится, — докладывал ему командир эскадрона, — надо штурмовать. Пойдём в отвлекающую атаку от леса, они все туда сбегутся. Так всегда происходит.

— И сколько погибнет?

— Человек пять наших, кто в первой волне пойдёт, потом, если упрутся, ещё человек пять. Ну что поделать, такая у нас работа.

— А крестьян сколько?

— Да какая разница. Они всё равно уже не жильцы.

Вадим с точкой смотрел на село. Он мальчишкой бегал по этим улицам, и всегда жители села были к нему добры. А сейчас солдаты пойдут в атаку. Сначала будут осторожничать, но после прольётся кровь, они остервенеют, и начнётся мясорубка. Солдаты, безусловно, победят, и после победы отомстят оставшимся в живых крестьянам за своих погибших друзей. Они изрубят всех. Если же кто выживет, то после пожалеет об этом. Быстрая смерть от удара копья или палаша гораздо лучше, чем медленное угасание на каторге.