– И как только Витя тебя, такую растрепу, терпит? – усмехнулся Иван и осторожно дернул ее за распустившуюся косу.

Средняя дочь когда-то подпоручика Луговского обладала буйным нравом, не дюжей для девчонки силой и твердыми суждениями обо всем на свете. Из трех сестер она нравилась ему больше всех. И он никак не ожидал, что она первая из всех выйдет замуж. Домашний очаг и материнство казались чем-то безмерно далеким и совершенно неподходящим Мирне Семеновне Луговской.

– Давно в стольном граде служишь? – спросила она.

Иван пожал плечами.

– И трех декад не будет. Перевелся в стольный град, сразу же был привлечен в охрану царевны. Кто бы мог подумать, маленькая маркиза все же спасла царевича.

– Моя наука! – Мирна самодовольно сложила руки на животе.

Вышло очень похоже на генерал-князя, а потому весьме смешно. Иван фыркнул, но тут же стал серьезным.

– Я буду писать прошение о переводе, – он неуверенно взглянул на собеседницу, словно опасаясь осуждения. – Царь-батюшка будет вести кампанию в Южном. Я должен быть там!

– Виктор тоже попросился на Юг, – Мирна выразительно хмыкнула. – И я поеду с ним! Хочу своими глазами увидеть, как басурман вышвырнут из форта.

– Узнаю прежнюю сестренку Луговскую.

Иван легко вскочил в седло.

– Ты Аришу пока не бросай, – внезапно попросила Мирна, – царевич ейный голову в петлю совать любит, неспокойно нам. Вот присмиреет Его Высочество, смело можешь ехать к нам в Южный. А пока я тебе писать буду. Подробно!

Иван усмехнулся.

Его короткое знакомство с младшим софийским царевичем намекало, что тот успокоится только на смертном одре, и то не гарантировано.

– Там видно будет, – коротко ответил он и добавил. – Растрепа.

Догнать хохочущего всадника не представлялось возможным. Мирна запыхалась уже на третьем шаге и бессильно погрозила вслед кулаком.

***

Нэнси и царевна Милада неспешно прогуливались у старой ограды. Парк в поместье Луговских был живым и диким, здесь никто не придавал кустам правильную геометрическую форму, не стриг траву, деревья росли как им заблагорассудится, а клумбы у дома напоминали пестрое лоскутное одеяло, по которому так и хочется провести рукой.

Одним словом, парк в поместье генерал-князя Луговского был таким же настоящим, как и его хозяева. Без единой нотки фальши.

Не удержавшись, Милада сорвала цветок и теперь несла его в руках, постукивая по стебельку пальцем.

– Вы играете на фортепиано? – поинтересовалась она.

– Музыка доставляет мне радость, – Нэнси улыбнулась со сдержанным достоинством.

Какая из нее вышла бы королева…

Милада с горечью подумала о том, насколько насмешлива и зла бывает история к людям, которые, вне всякого сомнения, достойны лучшей участи.

– А вы играете? – прервала затянувшееся молчание княжна.

– Играю, – Милада позволила себе усмехнуться. – Но сомневаюсь, что вам захочется сие слушать.

Нэнси понимающе кивнула.

– Мирне и Арине подавай мальчишеские забавы. Оставаясь одна, я могла играть днями напролет. Музыка помогла мне пережить самые тяжелые мгновения жизни. Время, проведенное за инструментом, не могло не отразиться на качестве исполнения, – словно оправдываясь, заметила она.

– А я рисую, – неожиданно для себя призналась Милада. – Сперва я зарисовывала лица дворян и послов, чтобы не забыть, кто есть кто. Ведь секретаря у меня не было, а приставленная наместником горничная едва умела читать. В последствии сие вошло в привычку. Я рисовала знакомых и незнакомых людей, уже не для того, чтобы сходу поприветствовать по имени кого-то важного для моей дальнейшей судьбы, а просто потому, что мне нравилось… – Милада понизила голос. – Особенной моей гордостью являются копии гравюр некоторых… занимательных заморских романов. Они не несут никакой практической пользы за вычетом того, что бросают вызов благопристойности.

Царевна Милада и княжна Луговская переглянулись… и, возможно, кто-либо сильно удивился, заприметив, как искренне смеется наследница престола Островов.

– Ваше Высочество хотели мне что-то сказать? – проницательно поинтересовалась Нэнси.

Милада кивнула, раздумывая, с чего бы начать…

– Вы отдали наследнику софийского престола свое сердце, свою юность, теперь же намереваетесь отдать и свое имя. Ваше приданое достанется другой, у Вас не будет ничего своего.

– Не Вам меня осуждать, – довольно резко произнесла Нэнси, демонстрируя, что в полной мере наделена фамильной спесью Луговских.

– Кто говорит об осуждении, – Милада примиряюще подняла ладонь, словно прося разрешения продолжить. – Мне просто повезло не оказаться на вашем месте. Мезальянс обернулся блестящей партией, но в этом нет моей заслуги. Я близко к сердцу принимаю ваши трудности и хотела бы предложить помощь. Вам необходимо исчезнуть на пару лет, пока все не стихнет. Сколько бы цесаревич ни говорил о своем отречении в пользу брата, выбор свой он сделал давно. И я сомневаюсь, что Мирослав когда-либо пересмотрит свое решение, даже ежели сам будет желать того всей душой.