– Подожди, ты хочешь сказать, что это ты «постарался», чтобы они закрылись? – абсурдная догадка приходит мне в голову, и я настороженно смотрю на Алана.

– Какая сейчас разница, – небрежно отмахивается.

– Разница в том, что я сама нашла бы деньги, Алан.

– Под бешеные проценты, которые никогда бы не закончились. Они живут на этом, Яся. И ты бы до конца своей жизни выплачивала им эти «проценты» во много раз превышающие саму сумму, и всё равно осталась бы должна.

О чём-то таком говорила и Майка, что про эту фирму ходят настоящие страшилки, но я как-то не особо в них верила.

– Мне были нужны деньги для Насти, – оправдываю свой поступок.

– Я это понимаю. Поэтому не нужно ничего возвращать.

– Нет, Алан. Моя благодарность тебе не станет от этого меньше, но я всё равно верну тебе всю сумму, – стою на своём.

Несколько секунд мы молча смотрим друг на друга. Я нисколько не кривлю, говоря, что буду всегда ему благодарна за помощь, но оставаться должной, я не хочу. И, уж тем более не хочу, чтобы из-за меня в его семье появились проблемы.

– Ты нисколько не изменилась за это время, Яся, – произносит недовольно. – Всё такая же решительная и упрямая.

Пожимаю плечами, что я такая, какая есть. Но считаю, что здесь я права. Он и сам должен понимать, что по-другому я никогда бы не поступила.

– Хорошо, – сдаётся явно против воли. – Но знай, что делать тебе это вовсе не обязательно, – всё равно добавляет от себя.

Кто из нас ещё упрямый, это ещё надо посмотреть. Решаю, что не буду с ним спорить по этому поводу. Знать я могу, но делать буду так, как решила.

– И у меня к тебе будет одна маленькая просьба, – произносит Алан, заставляя меня снова напрячься.

Вскидываю на Алана настороженный взгляд.

Прошло слишком много лет с тех пор, как он обнимал меня, но его прикосновения казались такими же, как раньше. Они словно напоминали о том, что мы когда-то были очень близки. Однако в данный момент, несмотря на наше прошлое, меня охватывает очень странное чувство неизвестности. По большому счёту, я совсем не знаю Алана. Передо мной стоит совершенно незнакомый мне человек.

«Это не так!» – кричит моё сердце, но я стараюсь не обращать внимание, как оно, словно пойманная птица, гулко бьётся в груди.

– Какая? – спрашиваю осторожно.

– Общаться с Кнопкой… С Настей, – поправляет сам себя, заметив моё удивление.

«Кнопкой»… – музыкой звучит в ушах. Настя и правда чем-то похожа на Кнопочку – героиню из старого детского мультфильма, и такое сравнение смягчает мои внутренние колючки, словно их пригладили мягкой лапой, и они перестали угрожающе топорщиться в разные стороны.

– Зачем? – уже не так хмуро смотрю на Алана.

После всего, что он сделал для Насти, я не могу запретить ему видеться с ней. Только это означает, что и мне придётся с ним сталкиваться. А я, к сожалению, вынуждена признаться самой себе, что боюсь повторения того безумия, что между нами происходило буквально несколько минут назад.

– Мы подружились, – отвечает беспечно.

Только мне почему-то кажется, что его по-мальчишески беззаботный взгляд обманчив.

– Хорошо, – всё-таки разрешаю, несмотря на борьбу своих за и против.

– Спасибо, Яся, – убаюкивает своим голосом, и мои чувства снова выходят из-под контроля.

Кивком показываю на палату, намекая, что Настя уже могла проснуться. Алан первый возвращается, а я задерживаюсь на пару секунд, чтобы немного перевести сбившееся, как после долгого марафона, дыхание. Оказывается, даже спустя столько лет просто находиться рядом с Аланом Мир-Алиевым мне очень и очень сложно.

Настя действительно уже проснулась. Дочка лежит и бесцельно переключает пультом каналы на телевизоре. Увидев Алана, она радостно восклицает ему «Привет!», даже не обратив на меня внимания, и откладывает ставший ненужным пульт в сторону.

– Привет, Кнопка. Выспалась, соня?

– Ага.

Наблюдая за ними со стороны, я ловлю себя на мысли, что Олег никогда так не общался со своей дочерью. Всё, на что его хватало, это бросить сухое: «Настя, я очень устал» или «Дай папе отдохнуть», когда дочка хотела поделиться с ним своими новостями, которых всегда у неё было очень много. Алан же, в отличие от родного отца, не просто с интересом слушает болтовню моей балаболки, он смеётся, спрашивает и даже что-то рассказывает ей из своего детства.

В груди щемит от чувства сожаления, что именно такой могла быть моя семья, и я отворачиваюсь, чтобы не рвать себе душу. Смотрю на экран телевизора и убавляю на нём звук, чтобы он не мешал, но оставляю включённой картинку.

Неожиданный входящий звонок застаёт врасплох, а высвеченное на экране имя отца Олега напоминает, что там, за пределами гармонии этого маленького мира, что царит в больничной палате, меня ждёт реальность, которая пока ещё никуда не делась. Повторный звонок заставляет меня тяжело вздохнуть и выйти из комнаты.