Все они, даже Белч, обходили стороной ферму Бауэрсов по двум простым причинам: во-первых, из-за сумасшедшего отца Генри и чтобы не заканчивать за Генри различную работу. Эти мальчики не были лентяями, но у них самих было дома множество дел: прополоть сорняки, натаскать камней и дров, наносить воды, накосить травы, собрать то, что созрело в то или иное время года: горох, огурцы, помидоры, картофель. Кроме того, дома они это делали без потогонной системы чокнутого отца Генри, которому было абсолютно наплевать, кого бить (однажды, когда Виктор Крисе уронил корзину с помидорами, которую он тащил от самой дороги, отец Генри избил его поленом). Довольно неприятная вещь получать по спине березовым поленом; но хуже всего, что при этом Батч Бауэре напевал: "Я убью всех узкоглазых! Я убью всех вонючих узкоглазых!"

С присущей ему немногословностью, Белч Хагтинс два года назад сказал Виктору: "Я не трахаюсь с сумасшедшими". Виктор засмеялся и согласился с ним.

Но петарды были слишком большим искушением для мальчиков, и они не смогли устоять.

"Вот что я скажу тебе, Генри, - сказал Виктор, когда Генри позвонил ему в девять утра и пригласил в гости.
– Лучше давай встретимся около часа у угольной ямы. Что скажешь?"

"Ты можешь подходить к яме к часу, только меня там не будет, - ответил Генри.
– У меня дома дел по горло. Но если ты подойдешь туда часам к трем, то я буду там. И первая М-80 полетит в твою дурацкую башку, Вик".

Вик засмеялся, но потом согласился прийти и помочь управиться с делами.

Остальные тоже пришли, и пятеро взрослых парней как черти трудились на ферме у Бауэрса все утро. Когда Генри спросил у отца, может ли он уйти, Бауэрс-старший просто вяло махнул рукой. Батч устроился на веранде в кресле-качалке с молочной бутылкой, наполненной крепким сидром, и поставил на перила веранды портативный радиоприемник "Филко". Обнаженный японский меч лежал на коленях Батча; военный трофей, который, как говорил Батч, он вытащил из тела умирающего япошки на острове Тарава (на самом деле он обменял его в Гонолулу на шесть бутылок "Будвейзера" и три ручки). Когда Батч напивался, он почти всегда доставал этот меч. И с тех пор все мальчики, включая Генри, в глубине души были убеждены, что рано или поздно он убьет этим мечом кого-нибудь еще и лучше бы его убрать подальше от Батча.

Когда Генри заметил на улице Майка Хэнлона, мальчикам ничего больше не оставалось, как выйти на дорогу.

– Это ниггер!
– сказал он, и глаза у него загорелись, как у ребенка, ожидающего скорого появления Санта-Клауса у рождественской елки.

– Ниггер?
– у Белча Хагтинса был озадаченный вид. Он видел Хэнлона только один раз, но его безжизненные глаза сверкнули.
– А, да! Ниггер! Пошли за ним. Генри.

Белч рысью бросился за Майком, остальные последовали его примеру, но Генри схватил Белча за руку и осадил назад. У Генри было больше опыта в охоте на Майка Хэнлона, чем у остальных, и он знал, что поймать его не так просто. Этот черномазый мог уйти.

– Он не видит нас. Давайте просто быстро пойдем за ним и постепенно сократим расстояние.

Так и сделали. Сторонний наблюдатель был бы удивлен: пятеро мальчиков были похожи на спортсменов, участвующих в олимпийских соревнованиях по ходьбе. Пузо Лося Садлера подпрыгивало вверх-вниз внутри футболки с надписью "Университет Дерри". По красному лицу Белча катился пот. Но расстояние между ними и Майком уменьшалось - двести ярдов, сто пятьдесят ярдов, сто ярдов.

– Что будем с ним делать, Генри?
– тихо спросил Виктор Крисе. В его голосе прозвучало любопытство, но, по правде говоря, Вик был обеспокоен. Через некоторое время он начнет беспокоиться за Генри все больше и больше. Ему было наплевать, что Генри собирался сделать с сыном Хэнлонов: избить его или просто порвать ему рубашку или стащить с него штаны и повесить их на дерево. Но он не был уверен, что у Генри на уме только это. В этом году было несколько неприятных случаев с детьми из начальной школы, про которых Генри обычно говорил "мелкое дерьмо". Генри часто командовал и терроризировал "мелкое дерьмо", и с марта они стали обходить его за версту. Одного из них, четырехглазого сына Тозиеров, Генри с друзьями выслеживали до самого Фриза, но где-то упустили его в тот момент, когда им уже стало казаться, что они схватили его за задницу. Потом, в последний день школьных занятий, сын Хэнскомов...

Но Виктор не любил вспоминать об этом.

Его беспокоила одна простая вещь: Генри мог зайти СЛИШКОМ ДАЛЕКО. Насколько ДАЛЕКО, Виктор даже боялся себе представить.., но сердце подсказывало ему, что на этот вопрос есть только один ответ.

– Мы поймаем его и спустим в угольную яму, - сказал Генри.
– Думаю, засунем ему в башмаки по парочке петард и посмотрим, как он умеет танцевать.

– Но не М-80, Генри, правда?

Если Генри собирается сделать что-либо подобное, Виктор высыплет порох. М-80 в туфлях могут прострелить ниггеру ноги, а это - более чем СЛИШКОМ ДАЛЕКО.

– У меня их только четыре штуки, - сказал Генри, не сводя глаз со спины Майка Хэнлона. Теперь расстояние между ними сократилось до семидесяти пяти ярдов, и он тоже заговорил тихо.
– Ты думаешь, я выброшу их ради какого-то вонючего ниггера?

– Нет, Генри, конечно, нет.

– Мы просто положим парочку "Блэк Кэтс" в его мокасины, - сказал Генри, потом стащим с него штаны и выбросим одежду в кусты. Пусть прикрывается крапивой.

– И бросим его в уголь, - сказал Белч, и его обычно мутные глаза засверкали.
– Да, Генри? А там холодно?

– Холодно, как в могиле, - небрежно сказал Генри, и Виктору это совершенно не понравилось.
– Мы вымажем его углем, как я уже однажды вымазал его в грязи, и...
– Генри оскалился, обнажив зубы, которые у него начали гнить, когда ему было еще лет двенадцать.
– И я ему кое-что скажу. Не думаю, чтобы он слышал, когда я ему это сказал в прошлый раз.

– Что ты скажешь, Генри?
– спросил Питер. Питер Гордон был страшно заинтригован и возбужден. Он вырос в одной из "приличных семей" Дерри - они жили на Западном Бродвее - и через два года его пошлют в приготовительную школу в Гротоне, по крайней мере, он так думал тогда, третьего июля. Он был умнее Виктора Крисса, но недостаточно долго водился с ними, чтобы понять, насколько велико разлагающее влияние Генри.