Александр вздернул бровь. Я закатила глаза. Не удивлюсь, если в этой глуши он не знает значения слова.

– Это не тюрьма, – торопливо ответила мама, что-то набирая в телефоне. – Академия Шереметьева вызывает только два чувства. Уважение и восхищение – те два качества, которых тебе в последнее время крайне не хватает.

– Потому что я пыталась отсосать у парня? Это проблема? Хорошо, я осознала… Все отсасывают, а мне нельзя. Хотя, можешь мне поверить, я сосала бы со всем уважением и восхищением, какое мне присуще.

Александр отвернулся, чтобы не выказать эмоций, но мне было насрать на него.

– Вот в этом и проблема, Катюша. Твое будущее как наследницы нашей фамилии, расписано и предрешено. Мне жаль, что ты этого не понимаешь сама. Я переживаю, что мне в очередной раз приходится разжевывать тебе самые простые вещи. Теперь этим займется Шереметьев.

Я закашлялась, с трудом удерживаясь, чтобы не скорчить рожу и не закатить глаза. Я знала, что ничего не выйдет. Когда это мама отказывалась от своего слова?

Светлана Снежина оказалась сторонница браков по расчету. Она не просто поддержала отца в части договорного брака, но и всячески убеждала меня, что чувства – это глупые эмоции, которые с возрастом обязательно пройдут. А вот связи и влияние останется.

Такого предательства я от нее не ожидала.

Меня с детства воспитывали как «драгоценную принцессу». Отличница школы, первая красавица каждого бала, прекрасная Снежинка.

Никто не догадывался, что у меня есть хребет.

Я могу быть такой же упрямой, как моя мать, несмотря на ее попытки изображать меня милой и невинной!

– Мне восемнадцать, – напомнила я. – Некоторые решения я в состоянии принять самостоятельно, без разрешения родителей. Ведь так? Или мне действительно хранить свою девственность до самой смерти? А если вы не найдете мне подходящего жениха?

– Ты в первую очередь Снежина, – отчеканила мать. – Ты не можешь быть легкодоступной. Не можешь порочить свою честь случайными связями. Мне кажется мы это уже обговаривали несколько раз. Не надейся на конфиденциальность! О таких вещах слухи разносятся моментально.

Я ненавидела ее в этот момент. Ненавидела. Я абсолютно одинока. У меня нет подруг. Вернее, была только одна. Но теперь, вдали от дома, лишили и ее Я обречена провести последний год в академии в одиночестве.

– Я не позволю тебе испортить свою жизнь минетом с первым попавшимся смазливым парнем!

– Мама!

– Это отличное место, и ближайший год ты проведешь здесь!

О да! Академия Шереметьева, спрятанная в гребанной глуши, куда от ближайшего аэропорта добираться больше трех часов.

И все из-за невинного поцелуя… Ну почти невинного.

Мучают ли меня сожаления?

Нет. Большинство восемнадцатилетних девушек уже потеряли девственность, а некоторые даже дважды! Но только я, как дура, храню ее для мужа, которого мне выберут родители. Мне не разрешается делать ошибки или сожалеть. Моя единственная обязанность – быть совершенной.

– Ты хочешь, чтобы я тебя умоляла? Встала на колени и убедила, что урок выучен? – наскребла я гордости на ответ.

– Ты так ничего и не поняла, – вздохнула мама, но тут нас поторопил безопасник академии.

– Светлана Анатольевна, – в голосе явственно прозвучало нетерпение. Интересно, обслугу смирению здесь не учат? – Нам пора. Если вы можете подождать еще полчаса, то увидитесь с Игорем Александровичем, и решите все оставшиеся вопросы.

Ого! Значит, ничего до конца не решено?

– Не уверена, что самолет сможет подождать, – Неуверенно ответила мать.

Наш личный чартер должен был уложиться в полетную карту по времени, или запрашивать новое время взлета и посадки.

Пусть бы она опоздала! Тогда у меня будет больше времени уговорить ее передумать.

ЕКАТЕРИНА

Александр довел меня до конца правого крыла и остановился у длинной скамьи у стены, тянущейся вдоль всего темного коридора.

– Екатерина, вам придется подождать здесь.

– А у меня что, есть выбор?

– Это ненадолго.

– Угу, – я села на лавку, наблюдая, как Александр ставит рядом мой самый огромный чемодан, какой я только смогла разыскать в закромах своего гардероба.

Когда безопасник ушел, я выглянула из окна и сквозь решетку разглядела машину, в которой осталась мама.