Она коротко кивнула.

– Зачем вы это сделали?

– Это мое дело. На этот счет я показаний давать не стану. Оформляйте постановление о возбуждении уголовного дела, как положено.

– Вы неплохо знакомы с процессуальными действиями, – заметил я. – согласно изъятому у вас удостоверению, вы по должности – заместитель начальника управления градостроительства по городу и области, это тоже верно?

– Да.

М-да, сегодня мало потерпевшего зама губернатора, еще преступницей оказалась федеральная чиновница.

– И вы и заместитель губернатора были знакомы ранее – вы же почти из одной структуры?

Тут она впервые проявила эмоциональный интерес к беседе:

– Не из одной, он – на уровне города, я – на федеральном уровне, – она чуть приоткрыла губы, прикусив нижнюю белыми зубками, словно ощетинившийся котенок.

– Так знакомы-то были с ним? – я чувствовал, что теряю терпение, что мне было несвойственно. Может, оттого, что это ее прикусывание губ было таким пленительным…

– Да.

– Он – ваш люб…. – слово «любовник» показалось мне грубым по отношению к ней, и я в последний момент заменил его более мягким, – возлюбленный?

Она засмеялась тихим смехом, потянула рукой застежку-молнию куртки. Несмотря на то, что рубашка у нее была застегнута почти до горла, при виде очертаний ее высокой груди, размера второго-третьего, у меня легкая дрожь пробежала по позвоночнику. И стало неприятно, когда она сообщила:

– В некотором роде.

– Значит, убить хотели из ревности?

– Мои мотивы – это мое дело.

Я ощутил поднимающуюся злую усталость и чуть повысил голос, не заметив, что перешел на официальный язык:

– Нет, не ваше! Мне нужно знать, как квалифицировать ваше деяние, а для этого…

Я не успел завершить мысль, как она перебила меня:

– По статье двести семьдесят семь Уголовного кодекса Российской Федерации – покушение на государственного или общественного деятеля, связанное с его должностными или общественными обязанностями.

Я едва не упал со стула от неожиданности: мало того, что она знала процессуальный порядок, так еще и статью назвала, и не испугалась слова «квалификация».

– Вы имеете отношение к правоохранительным органам?

Она отрицательно качнула головой, отчего яркие локоны метнулись по плечу, заставив меня представить, какие они мягкие на ощупь:

– Нет, но мое первое образование – по специальности уголовное право.

Я постарался свести наш разговор в шутку:

– В таком случае, с вами будет нелегко, всегда трудно с теми, кто знает законы. Так, почему вы решили убить зама губернатора? За что? На улице, при его водителе и секретаре, вы и скрыться не надеялись, зная, что сидеть вам года четыре минимум. Благодарение богу, что мужик жив остался.

Она снова безразлично повела красиво развернутыми плечами, я продолжал:

– Да каков бы ни был человек, разве заслуживает он смерти? Жизнь-то свыше дана. И, кроме того – разве ваша собственная судьба вас не волнует? Что он вам сделал, Софья Станиславовна, что вам наплевать на собственную судьбу?

Она молчала. Нет, так разговорить ее не получится, и временно я сдался, и поднялся со стула:

– Ладно. Запишем ваши показания, оформим постановление о возбуждении уголовного дела, и далее – мера пресечения…

– Можно вас попросить, Ростислав Сергеевич? – снова перебила она. Я удивился тому, что она запомнила мое имя и сказал:

– Можно.

Она написала ручкой на листе несколько цифр:

– Позвоните по этому номеру и объясните ситуацию человеку, который возьмет трубку.

– Хорошо, – я сказал это, понимая, что для другого, я бы этого не сделал, – это ваш адвокат или родственник?

– Нет, это мой коллега, он встретит моего сына в аэропорту, когда он прилетит через две недели из английской школы. По всей видимости, я не буду иметь возможности сделать это сама.

Я мрачно шлепнулся обратно на стул – час от часу все хуже.

– У вас ребенок, а вы, вместо того чтобы заниматься им, занимаетесь отстрелом представителей власти? И что, за ним присмотреть некому? Ваш муж или родители не могут его встретить?

– У меня никогда не было ни мужа, ни родителей.

Мне стало вдруг безумно жаль ее, хотя к жалости ни ее манеры, ни поведение ее не располагало. Злясь на себя, я бросил:

– Так вы теперь хотите, чтобы и у вашего ребенка матери не было?