Балус был напуган – он поверил ей. Хе-Хе это чувствовал. Имин сжался, сидя в углу на своей полке. Будто не сам сжался, а будто его сжали в грозном массивном кулаке. Хе-Хе не чувствовал ничего, он не чувствовал опасности для своей жизни прямо сейчас, а это значит, что он счастлив. Что чувствовал синтетик и чувствовал ли – Хе-Хе не имел ни малейшего представления. Чувства шэга по имени Уш вообще было невозможно прочитать, видя только его широкую спину.

Поезд внезапно будто бы столкнулся с чем-то. До сего момента было слышно, как об корпус ударялась космическая пыль. Она билась об энергетический щит, которым был снаряжен любой корабль, совершающий космические путешествия. Энергетический щит это первая вещь, которая была изобретена после гипердвигателя. Без неё любые космические путешествия были бы крайне опасными. Позже были изобретены и военные гиперщиты, а также энергетическое оружие.

Подобное вооружение используется исключительно в космосе, поскольку даже с наличием экзоскелетов, увеличивающих всевозможные показатели солдат, какой-нибудь плазмомет банально перевесит бойца, если тот попытается прицелиться. Миниатюрные пистолеты, стреляющие лазером и удобно лежащие в руке, это не более чем фантастика.

Сложно описать ощущения от прохождения через тахионный поток. Порой даже невозможно. Хе-Хе, как любой стаггиец, был прирожденным психологом. Многие ксенобиологи сошлись на том, что это эволюционное достоинство было приспособлением к борьбе с травоядными существами. Они очень легко читают любую мимику и любой язык тела вне зависимости от того, какой органик перед ними стоит. Невозможным было только читать мимику и язык тела у таких же, как стаггийцы, растениевидных, у литоидов и у синтетиков.

Ощущение стаггийца при переходе поезда в тахионный поток было похоже на покалывание во всех местах, которые способен ощущать стаггиец своей скудной нервной системой, ограниченной только маленьким жиденьким мозгом, связанным лишь с некоторыми доступными стаггийцам от природы органами чувств.

Шэг, имин и кареолка чувствовали покалывание по всему телу. Это покалывание было связано со столкновением тахионов с нервными окончаниями в коже. Тахионы сами по себе не могли ощущаться, и нервные окончания лишь ощущали переданную энергию от тахиона, который в дальнейшем продолжал двигаться в неизвестном направлении. Открытие тахионов и тахионных потоков точно также принадлежало кареолам, изобретателям «лапок» или же уловителей тахионов антигравитационного гиперпространства.

Легче всего в тот момент, пожалуй, было лишь безымянному синтетику. У него не существовало ни нервных окончаний, ни чувствительных к тахионному воздействию сенсоров. Он всего лишь разлегся на полке. Он лежал на спине, прямые руки по бокам, глаза в потолок. Ни о чем не думал. Ничего не чувствовал.

Космический поезд покинул тахионный поток. За иллюминаторами была видна только тьма. Густая настолько, что словно вытягивала свет из горящих лампочек сквозь стекло. Поодаль стали видны блеклые огни станции, которые будто убегали прочь от взгляда. Станцию было видно лишь благодаря невероятно широкому и яркому аккреационному диску крошечной черной дыры, названной Глоткой Магнуса.

Состав пристыковался к станции. Даже сквозь антигравитационные щиты станции чувствовалось чудовищное притяжение Глотки. Она будто вытягивала за невидимые нити каждую клетку тела. Пятеро пассажиров высадились. Это была конечная остановка. На пути было ещё с десяток остановок, на каждой из которых отсоединялся крайний вагон и дрейфовал, пока его не прицепят к другому составу, стоящему наготове. Под конец пути поезд ехал почти пустой. Лишь один вагон с одним кареолом на борту и другими четырьмя товарищами по несчастью. Несчастью оказаться в Глотке Магнуса в данный момент.

Следом за поездом пристыковался военный корабль. Из него вышел целый батальон солдат Конфедерации в форме полуночно-синего цвета. Батальон состоял из разношерстных солдат разного пола, разного роста, разного цвета кожи, волос и так далее. На плечах солдат были вышит флаг ККА. Нижняя половина была цвета пурпурного сердца, верхняя половина – цвета темно-зеленого мха. Их пересечение не прямое, а волнистое. Посередине был герб Конфедерации: шишкоцвет с пятью угловатыми лепестками черного цвета и круглым серебристым семечком в центре.

Батальон построился. Ими командовал сержант. Он громко и четко разъяснял задачу. Кареолка Кивутара выбежала последней, протиснулась мимо компании остальных пассажиров, столпившейся на выходе из вагона. Они с интересом наблюдали за работой кареольских военных.

Увидеть солдата Конфедерации на самом деле уже было чем-то невозможным. И при этом остаться в живых тоже было чем-то вроде чуда. Некогда считалось, что кареольские военные настолько свирепы, что увидеть такого и остаться в живых было практически невозможно. Они всегда держались своих групп, почти никогда не работали по одиночке, а дезертирство являлось чем-то немыслимым. И если кто-то и работал один, то в таком случае было невозможно оказаться с таким бойцом лицом к лицу, поскольку в одиночку всегда работали либо шпионы, либо диверсанты. Наконец они никогда не отступали. Поймать живого кареола в плен всегда представлялось невозможным. Они будут сражаться до последнего и скорее готовы взорвать себя вместе с врагами, нежели сдаться в плен.

Когда Кивутара пошла в сторону солдат, её окликнул Хе-Хе и быстро перебирая двигательные стебли пытался приблизиться к ней. Она ускорилась, но Хе-Хе схватил её за плечо, и она, почувствовав на себе слабую хватку растения, остановилась. Посмотрела на свою руку, потом на Хе-Хе, который был ростом ей примерно до груди. Тот замер, потом отошел назад, но все равно спросил.

– Пожалуйста, скажите, зачем сюда прислали военных?

– Это не ваше дело.

– Нам сейчас отсюда деваться некуда, только вперед, куда и вам. Я лишь хочу узнать для себя, не для них, – он указал на своих компаньонов, – смогу ли я в будущем уехать домой.