Шрифт:
Довольный мальчик, всё ещё оставаясь рядом с Иваном, повернулся к маме и сказал совсем как взрослый:
– Мама, мы с Лешеком будем тебя ждать. Хорошо повеселись на Дне рождения.
Алевтина подошла к нему поближе, наклонилась и поцеловала сына в щёку.
– Спасибо, родной. Присматривай за Кисом, веди себя хорошо, слушайся крёстную.
– Алька, не волнуйся. Мы справимся. Помни, что я тебе говорила,- подмигнула Островской молчавшая до этого момента Ева.
– Ты как готова?- спросил Ринберг.
– Готова,- быстро кивнула Аля.
– Тогда вперёд,- посторонился Иван, пропуская Островскую.
В молчании они вышли из квартиры и спустились по лестнице. А на улице также без лишних слов, мужчина взял Алевтину за руку и повёл за собой, словно уже давно имел на это полное право.
Когда они садились в машину, Иван совсем не надолго выпустил ладонь Али из своей, а в салоне он сразу же вернул руку на место.
– Волнуешься?!- утвердительно произнёс Ринберг и, стараясь успокоить девушку, несильно сжал её ладонь.
– Да, есть немного,- не стала отнекиваться Островская.- Это трудно объяснить…Я уважаю Хаю Вениаминовну, но, честно говоря, не люблю я такие мероприятия.
– Не нужно объяснять. Я понимаю.
Он и, правда, понимал искренние опасения Алевтины: этакая золотая рыбка, по доброй воле плывущая в аквариум к пираньям. Только его рыбка была не так уж и беззащитна и с каждым днём нравилась Ивану всё больше и больше.
– Я рядом. Всё будет хорошо.
В ответ Аля вроде бы утвердительно кивнула, но в её жесте не чувствовалось даже капли той уверенности, которая жила в мужчине.
Островская отвернулась к окну и спешно заправила за ухо выбившийся из причёски тёмный локон, и в ту же секунду Ринберга накрыло стойкое ощущение дежа вю.
– Иван Соломонович, приехали,- пробасил Гена, безжалостно разгоняя проступившее было озарение.
53
С первого взгляда Островской стало понятно: заказчики не поскупились, а организаторы праздника расстарались на славу. Но, не смотря на всю окружающую её красоту, фамильное гнездо Боринштейнов произвело на Алю гнетущее впечатление - всё здесь было как-то слишком: слишком большим, слишком дорогим, слишком отличающимся от той простой жизни, к которой привыкла она сама и большинство людей из её обычного окружения. Невольно девушка почувствовала себя самозванкой, явившейся на чужой праздник жизни.
Стоило только им выйти из машины, как она сразу же ощутила на себе чужие взгляды: преимущественно оценивающие от мужчин и весьма недоброжелательные от женщин - они, будто грязь к подошвам обуви, липли к коже.
Как-то отвыкла Островская от подобных светских развлечений. Да раньше никто так и не препарировал её внешний вид. Хорошо ещё, до внутреннего добраться не успели. Чувство благодарности по отношению к Еве расцвело пышным цветом в душе Алевтины - как ни крути, а образ, созданный по настоянию Ясной, сейчас придавал ей уверенности.
Иван Соломонович напротив абсолютно не замечал пристального внимания, направленного на них. Со своей фирменной маской невозмутимости на лице он подал Але руку и помог ей выбраться из автомобиля.
Пока же ясно было одно - вечер обещал быть долгим.
Первым делом они направились к имениннице, по пути обмениваясь бесконечными приветствиями, но, Слава Богу, нигде надолго не задерживаясь.
Несмотря на молчаливую поддержку Ринберга напряжение так и не отпускало Алевтину. Мужчина, правильно оценив её состояние, взял с подноса мимо проходившего официанта бокал шампанского и протянул Островской.
– Пара глотков для храбрости тебе не повредит.
Аля отрицательно покачала головой.
– Как бы потом не пришлось жалеть о моей храбрости. Алкоголь, волнение и голодный желудок- совсем не лучшие друзья девушки. Внезапно чувство такта может изменить и…
Иван внимательно на неё посмотрел.
– Уверен, ты на себя напрасно наговариваешь. Всё будет отлично.
– Хорошо, должен же хоть кто-то из нас двоих быть в чём-то уверен,- неопределённо сказала Алевтина и, сделав маленький глоток, поставила бокал на стол справа от себя.
– Пойдём?
– Да,- кивнула девушка и снова вложила свою руку в его.
Они передвигались по саду, лавируя между декоративными белыми шатрами и арками, украшенными гирляндами из живых цветов. Словно ледокол Ринберг прорезал толпу собравшихся и настойчиво вёл её за собой.
Добраться до именинницы им удалось спустя добрых полчаса нарочито любезных приветствий и плохо скрываемого любопытства, когда от насильно натянутой на лицо вежливой улыбки у Островской уже болезненно сводило скулы.