Шрифт:
Как-то он признался Аде:
— Если бы не случались время от времени командировки, не знаю, как бы я сумел выдержать все это…
Он не пояснил, что он понимает под словами «все это», но Адя поняла все сразу.
— Еще бы, — согласилась она, — я и вообще-то гляжу на тебя и дивлюсь все время: как это у тебя терпения хватает?..
Однажды осенью ему предложили командировку в Смоленск, на совещание врачей-хирургов средней полосы России. Он, разумеется, поехал.
Вместо положенных трех дней совещание в Смоленске продлилось всего лишь два дня. Утром на третий день, Корсаков, проснувшись в своем номере, подумал:
«Быть так близко от Дуси — и не приехать, не повидаться с нею?»
Он все реже вспоминал о ней, и все же никогда не покидала мысль — когда-нибудь снова увидеть ее.
Когда-нибудь… Он и сам не знал когда: может быть, однажды летом, в дни отпуска?
«Мы, люди, чудовищно неблагодарны, — подчас думал он, — неблагодарны, забывчивы, поразительно холодны друг к другу. И, главное, считаем все это в порядке вещей.
Взять хотя бы меня: ведь я не самый плохой, сам знаю, недаром меня считают порядочным, я не украду, не возьму взятку, не наклевещу, не напишу анонимку, не подведу умышленно, одним словом, вполне подхожу под эту самую рубрику — порядочный человек.
А копни меня поглубже — и что же? Сколько лет прошло, так и не собрался к Дусе, а ведь она спасла меня, бесспорно спасла, может быть, даже знала, что рискует жизнью, и не поглядела ни на что, выходила меня, взяла к себе и заботилась обо мне. И потом, ведь мы были близки с нею, и, когда я ушел, она, наверное, ждала меня, думала: вот я появлюсь, вот приду к ней, а я словно в воду канул, ни духу ни слуху от меня…»
Он ругал себя, но понимал, что ничем уже невозможно поправить то, что произошло.
Внезапно решение, простое, единственно верное, пришло ему в голову. Он даже вскочил с постели, хотя в номере было довольно прохладно: да, только так, взять и отправиться туда, в Гусино, дорогу он знает, а если и забыл, то, как говорится, люди помогут…
Люди и в самом деле помогли. Вернее, один человек — портье гостиницы, смоленский старожил. Корсаков узнал: главное то, чего он боялся, не случилось, деревня Гусино как была, так и стояла все на том же самом месте, а ему почему-то подумалось, что этой деревни давно уже в помине нет — и тогда, ясное дело, Дуся потеряна для него навсегда, тогда уже он ее и следа не отыщет; нет, деревня оставалась все там же, только автобусом было ехать до нее никак не меньше чем часа три, потому что, Корсаков так и не понял, был там какой-то хитрый объезд или еще что-то в том же роде, он не дослушал до конца, спросил:
— А на такси можно до Гусина добраться?
— На такси вестимо, — ответил портье, любивший щеголять истинно русскими, подчас даже архаичными выражениями. — Такси довезет куда вашей душеньке угодно. И стоить будет не так чтобы уж очень дорого…
Он пошевелил губами, видимо мысленно подсчитывая предстоящий расход Корсакову, и объявил:
— Рубля на двадцать три потянет, одним словом, на четвертной…
— Осилю, — решил Корсаков.
Ехать надо было около семидесяти километров в сторону от Смоленска.
Серый осенний дождь упал на оголенные деревья, на сжатые, скошенные поля.
Шофер то и дело включал «дворники», проворно очищавшие ветровое стекло от дождя.
Корсаков искоса поглядывал на шофера. Уже немолодой, с седыми висками, клетчатая ковбойка оттеняла коричнево-кирпичный загар, как бы навсегда опаливший кожу.
Широкие, впрочем, не лишенные своеобразного изящества ладони спокойно лежали на баранке.
«Кто, интересно, старше, он или я?» — подумал Корсаков. Шофер слегка повернул голову, светлые с яркими белками глазами, выгоревшие брови, недлинные, но густые, толстогубый рот.
«Нет, я старше, — решил Корсаков. — Безусловно старше!»
Он не заметил, как заснул. Очнулся от громкого голоса:
— Приехали…
Открыл глаза, огляделся. На дороге стоял столб с дощечкой посередине, на дощечке крупные буквы, белым по красному: «Гусино».
— Да, — сказал Корсаков, — приехали.
— Подождать? — спросил шофер, заглушив мотор.
— Спасибо, не нужно, — ответил Корсаков.
Он увидел деревню на холме, всю в деревьях, ровный порядок домов на широкой сельской улице, дома, как ему показалось, добротные, крепко строенные, окруженные хорошими, прочными на вид заборами.
Нет, все было не так, как ему помнилось, да и вряд ли могло все остаться таким, каким было, ведь прошло столько лет с того самого дня, когда Дуся нашла его на опушке леса и на своих руках перетащила к себе в дом.
Он шел улицей, решительно незнакомой, куры деловито рылись в прибитой дождем пыли, деловито пробегали собаки, и большие и маленькие, впереди шагал человек, молодой или старый, со спины не разобрать.
На угловом доме к крыше был прибит красный флаг.
«Должно быть, сельсовет», — догадался Корсаков и не ошибся: на пороге сидела старуха, обирая темными узловатыми пальцами большую головку подсолнечника. В ее фартук дождем сыпались белые, незрелые семечки.