— И не надо, — сказала Алевтина. — Сама пробьюсь, без всякой помощи со стороны.

Однако она была с ленцой, кроме того, кругом было столько соблазнов: цирк, куда одна из ее подруг постоянно доставала билеты, пляж в Серебряном бору, пляж в Химках. А тут еще нагрянул Международный кинофестиваль, как устоять, когда предлагают билет на самый что ни на есть замечательный, сногсшибательно интересный фильм?

Она недобрала трех баллов и таким образом не выдержала экзаменов.

— Я не ждала ничего другого, — заключила бабушка. — Если человек бежит утром на пляж, а вечером в кино, какой же будет толк?

— Что же делать, бабушка? — спросила Алевтина.

— Пойдешь работать, — сказала бабушка. — Сперва поступишь в медучилище, а потом пойдешь работать.

— Куда? — спросила Алевтина.

— В любую больницу. Кстати, я не чета тебе, в войну окончила два курса мединститута и работала все годы сестрой…

Лицо Алевтины чуть оживилось:

— Значит, я буду так, как ты, работать сестрой?

— Так, как я, — ответила бабушка.

И вопрос был сразу решен.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Прошло несколько месяцев с того дня, как Алевтина начала работать в терапевтическом отделении больницы одного из районов Москвы.

Как-то бабушка спросила ее:

— Будешь снова готовиться в вуз?

— Пожалуй, пропущу год, — сказала Алевтина. — А может быть, даже два года.

Бабушка улыбнулась.

— Чего тут смешного? — удивилась Алевтина.

— Ровным счетом ничего, — ответила бабушка. — Просто я ждала такой вот ответ и никакого другого.

Еще тогда, когда Алевтина училась на курсах сестер, она не раз говорила бабушке:

— Я и не думала, что это так интересно.

— Выходит, ты не жалеешь, что будешь сестрой?

— Нет, не жалею.

— Я так и знала, — говорила бабушка, — потому что мы с тобою поразительно похожи. Я бы тоже сказала точно так же. Между прочим, то, что ты поработаешь сестрой, совсем неплохо скажется на твоей последующей работе. Для врача, поверь, это хорошая закалка!

Как Алевтина ожидала, так и получилось: работа оказалась ей по душе.

Она ловила себя на том, что даже дома все мысли ее были там, в отделении, где, кажется, она уже знала всех больных, какие были, их недуги, их заботы, надежды, знала, о чем они говорят, как относятся друг к другу, любят ли своего лечащего врача и какому врачу доверяют больше.

Прямая от природы, не любившая и не умевшая кривить душой (вся в бабушку), она неподдельно дивилась, слыша от какой-нибудь сестры: устала, надоело, да ну их в болото, всех этих нытиков и маразматиков, сами не живут и другим не дают…

Так нередко говорила Вика Коршунова, работавшая с Алевтиной в одну смену.

Некрасивая, с большим, лягушачьим ртом и неровной кожей, Вика решительно отвергала свою непривлекательность и вела себя, по выражению санитарки няни Киры, словно первая девка на селе.

— Ну что ж? — говорила Вика. — Что в том дурного? Да, я лишена комплексов, потому что уверена в себе. А разве это плохо?

Вика была раздражительна, нетерпима, иной раз вбегала в дежурку, резко выдергивая сигарету из пачки.

— Не могу! До чего же они мне все обрыдли! — Быстро, нервно затягивалась. — Черт бы их всех побрал!

Алевтина каждый раз удивлялась, даже сердилась:

— Как ты можешь так говорить?

— А тебе что, никак жалко их? — спрашивала Вика.

— Конечно, жалко.

— Вот и жалей всех и каждого на здоровье!

Выкурив сигарету, а иной раз и две подряд, Вика отходила душой и уже почти добродушно заявляла:

— Ладно, пойду к своим нытикам-склеротикам-диабетикам…

Вика безукоризненно знала свое дело и заслуженно считалась лучшей сестрой отделения.

Она умела превосходно делать уколы, мгновенно находить вену, безболезненно вводить любой раствор, молниеносно менять постельное белье у тяжелых больных, так, что они даже порой не чувствовали, как их трогают.

Алевтина была далеко не такой умелой, но ей было жаль каждого, кто бы он ни был: старый, молодой, симпатичный или отталкивающий. Всех до одного.

Ей хотелось, чтобы они все поправились — старая учительница Елизавета Карповна Мотылькова, изглоданная страшной своей болезнью, студент строительного института Вадик Серпуховской, заболевший крупозной пневмонией, даже скандального старика Ямщикова из пятой палаты и того она жалела, и того желала видеть поправившимся.

Скандальный старик Ямщиков громко делился с соседями: