Шрифт:
Что тут началось!
— Нет, нет и нет! — неумолимо сказала Лера. — Никогда и ни за что!
И Валя вторила матери:
— Только собаки нам не хватало — и так грязи предостаточно!
Но Тузик, младшая, неожиданно поддержала отца:
— А ты снимай сапоги, когда приходишь, вот и будет грязи поменьше!
Взяла щенка на руки, стала расхаживать с ним по комнате.
— Папа, а он прехорошенький!
— Немедленно спусти его вниз! — крикнула Лера. — Он тебя блохами наградит или еще какой-нибудь заразой.
— Я никакой заразы, тем более блох, не боюсь, — философски спокойно возразила Тузик. — А вообще собачка мне нравится, так и знайте!
Тузик была любимицей матери, мать ни в чем не могла отказать ей. Щенка назвали Кокой, Тузик сама вымыла его вечером, положила рядом с собой, утром вышла с ним погулять. А днем щенок напустил обильную лужу прямо на ковер, и Лера в ужасе подняла кверху руки:
— Смотрите, что он натворил!
— Ничего особенного, — сказал Вершилов, и Тузик сказала:
— Конечно, ничего особенного.
— Все щенки обычно до полугода льют лужицы дома, — добавил Вершилов, Лера только посмотрела на него, ничего не сказала, но что это был за взгляд!
Однако Вершилов был счастлив, что Тузик поддерживает его: стало быть, щенку ничего страшного не угрожает. Но прошла неделя, другая, и Тузику надоело выходить гулять с собачкой в любую погоду, надоело мыть ей лапки и кормить, и щенок, случалось, часов до пяти, пока Вершилов не возвращался с работы, сидел безвыходно дома, голодный, и пищал безостановочно. А Лера, страдальчески подняв брови, говорила, как бы не обращаясь ни к кому:
— Вот так и живем, ни днем ни ночью ни минуты покоя…
Вершилов пробовал было уговорить Тузика:
— Пойми, щенок уже полюбил тебя, привязался к тебе…
— Ну и что с того? — спрашивала Тузик и добавляла: — Да ну его в болото…
— Что за душевная глухота, — не выдержал Вершилов.
Тузик внимательно посмотрела на него своими светлыми, походившими на материнские глазами.
— Скажи это маме, папа, — сказала. — Ей это, надо думать, очень понравится.
Тузик тогда училась в восьмом классе и была, по общему мнению, острой на язык и необыкновенно колючей.
В конце концов Вершилов взмолился к Асе, Ася приехала, взяла щенка и потом, когда он пожил у нее и у мамы примерно с месяц, устроила его на дачу к очень, как она говорила, хорошим людям, собачникам по натуре и от рождения. Себе она не захотела оставить, потому что в ту пору как раз у них доживал свои дни старый-престарый кот Мурзик, не выносивший собак, и мама сказала, что не хочет отравлять ему последние дни.
— Да, если бы Лера и девочки любили собак…
Вершилов не заметил, что произнес эти слова вслух. Обернулся, поглядел по сторонам: никто не обратил на него и на его слова внимания. — Что было бы, если бы они любили собак? — спросил он себя и ответил себе: — Тогда я купил бы этот постер с собаками.
И тут же мысленно пристыдил себя. Как не совестно! Девочки дали ему длинный-предлинный список нужных для них вещей, каждая написала — и платья у частника, и джинсы, и кофты-марлевки, и туфли, и сапоги…
— Все, что вы здесь требуете, я не осилю, — предупредил он своих дочек в Москве. — Все не куплю, не ждите…
Валя надулась, а Тузик сказала непререкаемо:
— И все равно — стремиться должен.
— К чему стремиться? — спросил Вершилов.
— Купить все и даже больше, — ответила Тузик.
Вершилов вздохнул, однако решился и открыл дверь магазина.
Проходя минут через двадцать мимо кинотеатра, он остановился, глядя на рекламу: красавица блондинка держит револьвер в руке, в другой руке кинжал, обагренный в крови.
«Что-то страшное», — с удовольствием подумал Вершилов: он любил детективные фильмы, хотя не всегда и не всем признавался в этом.
С трудом подбирая венгерские слова, он спросил кассиршу, лирически грустившую за решетчатым окошком кассы, что за фильм: американский, английский, французский или венгерский.
— Английский, — ответила кассирша и добавила еще что-то, он не понял, но догадался: фильм не дублирован, с венгерскими титрами.
Это его устраивало, английский он знал довольно прилично, в крайнем случае поймет не все, но уж процентов на семьдесят — это наверняка.
В зале было немного народу, как и всегда днем в будапештских кинотеатрах.
Сперва была реклама: жизнерадостные мужчины и красавицы женщины, обольстительно улыбаясь, расхваливали кто что: стиральный порошок, джинсы, ковры, новое средство чистки мягкой мебели, детское питание, изделия народного промысла.