— Воды, больше ничего.

— Ну что ж, Кузя попьет холодной водички, а мы с вами чай с вареньем. Хотите клюквенное варенье с грецкими орехами? Сам варил.

— Конечно, хотим, — ответил Егор, а Алеша-сластена даже облизнулся.

Чай был очень вкусный, и варенье тоже вкусное; за окном пели птицы, в саду цвели яблони.

Старый фотограф смотрел на них и улыбался. Видно было, что он от души радуется приходу гостей.

В простенке между окнами висел портрет юноши. Открытая улыбка, смуглое, освещенное солнцем лицо, широко открытые глаза чем-то похожи на глаза хозяина дома. Юноша стоял возле дерева, держа одной рукой руль велосипеда. Над головой его спускалась цветущая ветвь дерева.

Петр Петрович взглянул на Егора.

— Это Вадим, мой сын, — перевел взгляд на портрет, — я его сам снял, незадолго до начала войны…

— Он похож на вас, — заметил Алеша.

— Да, говорят…

Егор решил переменить разговор. Он понимал: старику сейчас тяжело, снова вспомнил о сыне…

— В прошлом месяце меня выбрали редактором стенгазеты.

— Поздравляю. Ну и как, справляешься?

— Вроде ничего, — скромно ответил Егор. — Как по-твоему, Алеша?

— Очень даже хорошо, — подтвердил Алеша.

— А ребята пишут в свою газету?

— Конечно, пишут.

И Егор стал рассказывать о том, какие заметки и корреспонденции пишут его товарищи: о питомцах кружка юннатов, о спортивных занятиях, о туристских походах, которые намечено провести во время каникул, и еще о том, что он, Егор, предложил с будущего года начать вести летопись своего города.

Петр Петрович слушал его с интересом. Но особенно оживился он, когда Егор рассказал об этой самой летописи.

— Вот это я одобряю. Это и полезно и интересно, вы все сразу же поймете, как интересно. Ведь мой сын когда-то тоже вел такую вот летопись.

— Вместе с товарищами?

— Нет, один. Он тогда был постарше вас, учился уже в девятом классе. У него была толстая общая тетрадь — дневник, куда он записывал все события жизни.

Петр Петрович неожиданно встал, как бы прервав себя, и вышел в другую комнату.

Егор и Алеша молча посмотрели друг на друга.

Вскоре дверь скрипнула, и фотограф возвратился, держа в руках тетрадь.

Она была старой, обложка сильно потерта, страницы пожелтели, казались хрупкими от времени, чернила выцвели. Но все-таки можно было прочитать все то, что было написано.

«Сегодня, 4 мая 1940 года, открылся Дворец культуры. Был вечер, выступали участники самодеятельных кружков…

12 июля 1936 года. В нашей школе был пионерский сбор по случаю окончания занятий и начала каникул. Выступали старые большевики, рассказывали о том, как создавались первые колхозы. Это было очень интересно. Мы задавали много вопросов. Разошлись поздно вечером…

Пионеры 23-й, 40-й и 59-й школ посадили молодые деревья на пустыре, возле авторемонтного завода. Здесь будет парк, конечно, со временем. Каждый пионер взял обязательство — вырастить пять деревьев, ухаживать за ними, следить за тем, как они растут, поливать и окапывать их».

Егор закрыл тетрадь.

— Это какой же парк? Имени Павлика Морозова?

— Он самый.

— А я не знал, что его создали пионеры, — сказал Алеша.

— Теперь зато будем знать, — заметил Егор.

Он вспомнил тенистый парк, любимое место отдыха жителей города.

В высоких кронах лип и тополей гнездятся птицы. Трава высокая, по колено. Рябая тень от солнца и листьев на заросших травой дорожках, и всегда, в самую жару, прохлада, пахнет земляникой, свежей листвой, грибами…

— Хорошо бы, если бы вы, нынешние пионеры, отыскали такой вот пустырь, посадили бы на нем деревья, ягодные кусты, расчистили бы дорожки…

— Это было бы здорово! — в один голос воскликнули Егор и Алеша.

Егору мгновенно представилось, как все вместе, всей школой они сажают деревья, маленькие, тонкие саженцы, и возле каждого саженца дощечка с фамилией школьника, который отвечает за него. И вот день за днем саженцы растут, поднимаются всё выше, начинают шелестеть листьями, и птицы прилетают сюда, вьют здесь свои гнезда, а парк между тем все разрастается, становится все гуще, и вот в конце концов он стал настоящим парком, известным всему городу, и осенью яблони в нем усыпаны яблоками, а груши — грушами, а сливы — сливами…

Он так зримо представил себе будущий парк, что даже словно бы вдохнул в себя в этот миг крепкий лесной воздух и услышал глухой стук яблока, упавшего в траву…

Алеша, более прозаично относившийся к жизни, резонно заметил:

— Надо сперва отыскать такой вот пустырь. А то ведь, кажется, все кругом уже застроено…

— Что верно, то верно, — сказал Егор, сразу же вернувшись из страны мечтаний.

Он снова склонился над старой тетрадью. Исписанные страницы как бы раскрывали перед ним лицо родного города. Вот запись о новогоднем вечере в школе, о начале строительства часового завода, об экскурсии старшеклассников в Ленинград, об открытии нового театра…