Никогда с Тимуром такого не было. С ним… нет, не противно, но и не хорошо. Спокойно и предсказуемо, ровно по часам.

Да и сравнить мужа мне не с кем было.

До недавнего времени.

– А знаешь, тебе придется прийти на бой, – с веселой злостью в голосе бросает Ратмир после долгого молчания. – Считай, это одно из моих условий. Чтобы я держал язык за зубами. И если избиения младенцев не случится – с тебя желание.

– Никакого желания, – хмурюсь, но парень качает головой.

– А если проиграю – желание с меня. Любое.

Странная девочка.

Злит, раздражает своей колючестью.

И непохожестью своей на тот образ, что в голове сложился – охотница за деньгами. Что-то не видна по Вике особая расчетливость.

Но ведь вышла за отца, а значит…

… внешность обманчива.

– Можете войти к пациенту, – вежливо, но чуть устало выдыхает врач, и Вика подскакивает.

Ну уж нет!

– Я пойду, – опережаю ее. – Я ведь его сын.

Она в таком раздрае, что молча соглашается, позабыв, что жена в приоритете.

Жена… поверить не могу. Мачеха.

Обхватить бы ее лицо, как той ночью, едва мы номер отеля переступили. К стене прижать, вырывая рваные всхлипы…

Хватит! И чего я о ней думаю постоянно? Были у меня девушки красивее, чем она.

Намного красивее.

– Жив? – вхожу в палату к отцу, видеть которого неприятно, и больно. Родная кровь ведь не водица. – Молчи, врач сказал, что говорить тебе пока нельзя. Ты ведь понимаешь, что я тебе говорю?

Он моргает.

Понимает, в овощ не превратился – уже хорошо.

Или плохо…

Интересно, осталась бы с ним Вика? Осталась бы, превратись он в инвалида?

– Надеюсь, ты осознаешь, что бессмысленно спорить с дедом по поводу наследства. И переживать из-за этого тоже бессмысленно, – говорю, и ненавижу себя за то, что успокоить его пытаюсь.

Отец смотрит на меня в упор, и снова моргает. Медленно и выразительно, словно говоря: понимаю, но не сдамся.

– И жить я буду с вами. Пока. Дом ведь дедов, не так ли? – отец моргает, и начинает пыхтеть. – Успокойся. Я просто присмотрюсь к наследству. Или ты хочешь, чтобы я сразу все маме передал?

Он напрягает скулы, которые пугающе выступают, делая черты лица еще более заостренными, чем они есть. И моргает дважды – не хочет.

Мама ведь приедет сразу, если шанс представится.

Поселится в доме, и унижаться начнет. И перед отцом, и перед Викой.

Чтобы не гнали.

– Хм, а что бы ты сказал, предложи я тебе такой вариант, – сам не знаю зачем, предлагаю я. И всерьез ли предлагаю – непонятно и мне самому. – Ты разводишься с Викой, а я отказываюсь от наследства в твою пользу. Ты бы согласился?

Гляжу в его глаза – отражение моих – и с замиранием сердца ответа жду. И он смотрит также напряженно, не моргая. Уже слезу текут из уголков глаз, а отец все держится.

Да?

Нет?

Сам не знает?

Оскорблен моим вопросом?

– Пошел вон, – неразборчиво и медленно шепчет он. – Вон!

– Подумай над моим предложением, – легко вскакиваю со стула, и оборачиваюсь к лежащему, неприятному мне мужчине. – Мачеха у меня зачетная.

– Тим, – сажусь на кровать рядом с лежащим на ней мужем, и легонько сжимаю его ладонь. – Как же так? Ты… ты обязательно поправишься.

Только бы не разреветься.

Не устроить истерику.

Тимур ненавидит женские слезы, наверное, как и все мужчины.

Но он выглядит таким слабым, беспомощным на больничной кровати. Палата обставлена как номер-люкс, но пахнет ведь больницей. И ни муж, ни я ни на минуту об этом не забываем – где мы находимся, и почему.

– Ты…

– Не говори ничего, – решаюсь приказать Тимуру. – Врачи запретили.

– Ты, – упрямо хмурится муж, и пальцы его подрагивают, – и Ратмир… ты…

Я.

Он знает!

Мышцы сводит от ужаса, как будто я стою перед мчащимся на меня автомобилем, и не могу пошевелиться. Сердце панически бьется в груди, гоня дикую кровь по венам.

Я сейчас закричу.

В обморок упаду от страха и стыда.

– Тим, – бормочу онемевшими губами, – я не… ты все не так…

– Замолчи! – муж делает над собой усилие, и приказывает привычным властным голосом. – Ратмир и ты будете пока жить вдвоем. Держись от него подальше, он вовсе не обиженный сиротка, каким хочет предстать. Поняла?