Молодожены? Свадьба? Черт…

– Ни за что! Я не готова. Я очень не готова!

– Понятно, подождем еще. Только, Амелия, ты поторопись, я уже есть хочу.

Звуки удаляющихся шагов. Кто о чем, а Итан о еде. К слову, о еде. Мы с горошинкой тоже были совершенно не прочь подкрепиться.

– А еда есть? – поинтересовалась я, нехотя оторвав щеку от теплой груди мистера Эллингтона. Но теплота его глаз заменила всю нежность мира.

– Есть, Амелия. Думаю, вам хватит.

Он опустился передо мной на колени и, поцеловав в живот, извлек из кармана брюк коробочку. Он же не сделает мне предложение повторно? Он ведь не собирается?

Передо мной с идеальной прической, белоснежной улыбкой, добрыми глазами и в расстегнутой рубашке сидел самый сексуальный мужчина на свете. Самый родной и любимый. Самый желанный. Прежде, чем он успел раскрыть рот, я опустилась на колени рядом и накрыла его рот поцелуем, чтобы слова, что так меня пугают, не разорвали тишину.

– Но…

Он хотел что-то сказать, но я вновь перебила его поцелуем. Лучше заниматься делом, чем болтать. Моя пылкая атака не захлебнулась холодностью. Напротив, была подогрета костром его внезапно вспыхнувшей страсти. Облизнув мои губы, он закусил одну из них и потянул на себя, вдохнув мой судорожный стон. Тело решительно капитулировало под его ласками. Губы изнывали от неутолимого желания насытиться его поцелуем, и я то нахально дразнила Генри язычком, то мягко захватывала его губы своими, наслаждаясь нашим единением.

Повалив меня на мягкий ковер, мистер Эллингтон покрывал поцелуями все оголенные части моего тела, податливо выгибающегося ему навстречу. Но, поскольку я, втиснутая в длинное платье и завязанная плотной шнуровкой на корсете, так легко не открывалась, он попросту задрал мой подол. Точнее, я задрала свой подол, не в силах больше ждать и подарила мужчине взгляд, полный мольбы. Большего не требовалось.

Через несколько мгновений мужчина уже был во мне, даруя успокоение душе и покой зудящей от вожделения промежности. Возможно, мама была права и во мне бушуют гормоны, поскольку я хотела его до одури. Как только увидела в комнате, ни о чем другом думать не могли. Мои колени дрожали от страсти и желания, а каждый его толчок сопровождался моим тихим стоном, полным бескрайнего наслаждения. До вершины мы добрались очень быстро, поскольку напряжение последних дней плескалось у самых краев и излилось благословляющим экстазом, даруя телу приятную мягкость и невесомость. Чувствуя себя порочной извращенкой, я, тем не менее, улыбалась, подставляя шею для его исцеляющих поцелуев и горячего языка. Странно у нас все вышло. Сначала ребенок, потом брачная ночь и лишь после этого свадьба.

– Доктор Ризерстоун предупредила, – промурлыкал Генри. – Что в этот период может наблюдаться повышенное желание. Которое не только можно, но и нужно удовлетворять. Я буду делать это усердно, с пристрастием.

– То есть, ты полагаешь, что удовлетворил… желание? – нахально заявила я, сама от себя не ожидая.

– Если бы не гости, ожидающие нас внизу, вы бы поплатились за эти слова, без пяти минут миссис Эллингтон.

– О, нет, – ерзая под ним и желая выбраться из объятий, отчеканила я. Он встал и помог мне подняться. – Этого не будет. Нет. Нет. Мне итак хорошо.

Мистер Эллингтон заметил, приводя себя в порядок.

– Тем не менее, сейчас мы спустимся вниз и поговорим со святым отцом, – широкая улыбка.

– Это зачем еще? – я поправила прическу, разгладила складки на платье и поспешила на помощь Генри, который делал вид, что не может справиться с галстуком.

– Вдруг ты передумаешь.

– Не передумаю, – уверенно заявила я, завязав галстук и поправив полы пиджака. Желание накатило с новой силой. Да что ж творит со мной маленькая бесстыжая горошинка? Так и вижу, как она бултыхает своей маленькой ножкой и смеется над мамой. Мамой… насколько непривычно думать о себе в таком статусе.

– А я рискну, – передо мной галантно открыли двери. К слову, под дверьми грела уши вся женская половина наших гостей. Мужская внизу бурно делала ставки на то, выйдет Амелия замуж или нет. Как они могут делать ставки, если я сама не знаю? Одно дело, быть его любовницей, встречаться, ходить по ресторанам, держась за руку и заниматься любовью на воздушном шаре. Но быть женой? Готовить суп и пузатой ждать его возвращения из очередной командировки?

Не обратив внимания на возникший конфуз, дамы проводили нас вниз и выстроились нарядным сиреневым полукругом рядом со святым отцом, который облегченно вздохнул при виде меня.

– Рано вы вздыхаете, святой отец, я не выйду за него замуж.

– Я еще не задавал вопроса, дитя мое, – улыбнулся он. Что, и батюшку подговорили? Вот ведь интриганы. Все! До единого. Даже отец! Вот уж от кого не ожидала.

Алисия включила торжественную музыку. Меня поставили рядом с предполагаемым женихом перед священником. Прямо под свадебную арку, увитую лилиями, пионами и рододендронами, источающими сладкий аромат, от которого голова кругом. Ну, шутники… Святой отец торжественно вещал о ценности и значимости института семьи в современном мире. Мой страх, который я только сейчас осознала, медленно перерос в панику. Какая семья? Наконец, священник произнес:

– Если кто-то из присутствующих знает причины, способные помешать настоящему союзу, пусть назовет их сейчас.

Тишина. Даже в барабанных перепонках зазвенело. Только мягкие музыкальные переливы и ни одного, пусть даже робкого «я знаю». Едва поборола желание поднять руку и заявить о наличии подобных причин. Никто не изъявил желание помешать моей свадьбе. Слабаки! Я так на вас надеялась. Ну, хоть на кого-нибудь!

– Имеешь ли ты, Генри Леонард Эллингтон, намерение доброе и непринужденное и крепкую мысль взять себе в жену Амелию Дэйзи Уэйнрайт, которую здесь пред собою видишь?