– Сожители проверены? – спросил кто-то из чиновников.

– Проверен один, в день убийства он находился совсем в другом месте, чему есть подтверждения свидетелей. Второго найти пока не удалось.

– Может быть, он и скрылся из-за этого?

– Найдём – опросим, а сейчас ищем.

– Под какой фамилией убийца записался в гостинице?

– Николай Мишутин. Таких, согласно Адресного стола, в Санкт-Петербурге оказалось тридцать два, возрастом подходит двадцать один. С позволения Владимира Гавриловича я каждому из вас передам список, чтобы вы в своих частях проверили этих горожан, хотя надежды на то, что он представился своим настоящим именем, немного.

Чиновники по поручениям сыскной полиции были приписаны к тем или иным частям и имели приоритетную возможность вести дознание на своей территории.

– Но проверить всё равно надо, – подал голос Филиппов. – За две недели поисков у нас одна-единственная примета – длинные руки. Это всё, что мы с вами, сыскная полиция столицы, сумели разузнать. Если так пойдёт и дальше… – Владимир Гаврилович замолчал, покачивая головой. – Теперь ещё одна деталь: ни над первой, ни над второй не было совершено насилие…

– Насилие над такого сорта девицами… – начал было кто-то из чиновников, но Владимир Гаврилович скрипнул зубами.

– Да, ни над одной не совершено насилие, – повторил он.

– Таким образом, убийца хочет достичь другой цели, – опять поднялся Бубнов. – Запугать девиц?

– Не только девиц, – дополнил Филиппов, – всех горожан. Мол, что хочу, то и творю, и главное, что полиция мне не указ. Вот так, господа. Я более вас не держу. Если узнаете что-либо по делу, докладывайте в любое время дня и ночи. Мои двери для вас всегда открыты. Бубнов, будь любезен, задержись на минуту.

Иван Григорьевич не стал подниматься, когда расходились остальные чиновники.

– Что там сидишь? Давай ближе, – Филиппов указал на стул, стоящий у стола.

Бубнов пересел.

– Есть у меня одно соображение… – не слишком уверенно заговорил чиновник по поручениям, глядя в пол.

– Выкладывай, Иван Григорьич, выкладывай, сейчас всякое предложение дорого, даже самое неисполнимое.

Корнелий Адамович, вытирая руки белым бумажным полотенцем, повернул голову к старшему врачу полиции Стеценко.

– Сколько ни вижу убиенных, но каждый раз закрадывается мысль: чего ж не хватает извергам? Как они свою жизнь оценивают? А если их точно так же? Таким же способом? – поиграл желваками.

– Позволите? – Стеценко достал из портсигара папиросу.

– Да ради бога.

– Угощайтесь.

– Благодарю, но после вскрытия у меня нет особого желания.

– Девицу жалко, могла бы жить. Всего-то двадцатый год пошёл.

– Жалость должна быть присуща врачу, но увы – она сама выбрала свою судьбу, никто её не толкал на панель.

– Не могу согласиться – туда её толкнула сама жизнь. Я, конечно, не знаю, кто она, в какой семье родилась, но обстоятельства порой сильнее нас. Не мы выбираем, а нас.

– Хорошо, Пётр Назарович. Наш спор бесперспективен, поскольку вы не оступитесь от своего мнения, а я – от своего. И будем друг другу доказывать точку зрения, которую не собираемся менять.

– Вы правы.

– Давайте лучше о девице – нам с вами ещё акт составлять, а там наше мнение должно совпадать, иначе наши сыщики сломают головы. Так что вы думаете по поводу сегодняшнего вскрытия?

– То, что говорил ранее. Девицу убийца задушил, а уж потом начал наносить резаные раны. Об этом свидетельствует то, что на руках нет порезов. Значит, она не пыталась закрыться от ножа или бритвы, но при удушении царапала руки преступника. Видимо, хотела вцепиться ему в лицо, но не дотянулась. Как в каламбуре, руки оказались коротки.

– Здесь наши мнения совпадают, но Владимир Гаврилович задал правильный вопрос – почему убийца не ушёл ранее? Почему?

– Может быть, хорошо знал девицу? – высказал предположение Стеценко. – И хотел провести с ней последнюю, так сказать, ночь?

– Ваша версия имела бы право на жизнь, если бы не одно «но»…

– И какое же?

– То, что он не тронул девицу и не подверг насилию, говорит в пользу вашей версии, но почему же он не тронул и девицу с Калашниковской набережной? Не верю я, что убийце были близки столь разные женщины. Хотя, – с сомнением в голосе закончил Чиж, – может быть, девицы из одного края?

– Любезный Корнелий Адамович, над этим пусть ломают головы сотрудники Филиппова. В котором часу преступник задушил девицу?