Как только начинаю думать, что удалось щёлкнуть зазнайку по носу, как он обходить с лёгкостью меня.

– Алекс, давай опустим светскую беседу, которая не нужна, ты и я прекрасно это понимаем, говори, что хотел и уходи, мне ещё кучу всего нужно сделать!

– Окей! – соглашается он, – Анабель…

– Можно просто Ана! – не люблю, когда незнакомые люди называют меня полным именем.

– Хорошо, Ана, мы, возможно, ни с того начались и наше знакомство превратилась в какую – то холодную войну, но я совершенно нет хотел такого исхода, знаю веду себя как настоящий козёл, но что есть того не отнять у меня. Мир? – он протягивает в мою сторону ладонь, широкую с белыми отметинами мозолей, но вот желание коснуться его руки у меня не возникает, почему-то мне кажется, что он, совершенно неискренни это говорит.

– Нам нечего делить, так что предлагаю просто друг друга не замечать! – слишком просто для него будет отчистить совесть, сказав парочку дежурных фраз, хотя вряд ли она у него есть. – Не хочу никакого мира!

– Анабель…

– Я же попросила меня так не называть! – нагло перебиваю его, рука Алекса мгновенно опускается, а взгляд загорается знакомым огоньком ненависти, – Не знаю какие мотивы ты преследуешь, возможно, тебе нравится моя старшая и ты готов угождать ей, но меня не проведаешь, я тебе не верю. Но будь спокоен, Белле я сообщу, о твоих потугах быть хорошим!

– Тебе не кажется, что ты сейчас несправедливо поступаешь? – выплёвывает Алекса по его напряжённой челюсти заметно насколько он зол.

– Нет! – поднимаю руку и указываю на дверь.

– Как хочешь, Анабель! – видно, что он специально дразнить меня, пренебрегая моими просьбами, отчего я практически уверена в том, что всё сказанное ранее лишь глупая игра, уже практически оказавшись за дверью, Алекс поворачивается, – И ещё, мне совершенно не нравится твоя сестра!

– Мне плевать! – из подлобья смотрю на его, единственное желание – это врезать ему по морде!

Но вместо того, чтобы уйти он разворачивается, делая шаг обратно, через мгновенье Алекс оказывается в опасной близости от меня, смотрит сверху вниз, провоцирует своими голубыми, ледяными глазами.

– Ты ревнуешь?

– Не обольщайся! – чувствую горячую ладонь у себя на горле, кажется, я перестала дышать, в голове металась только одна-единственная мысль «Ты мне не нравишься, ты мне не нравишься», разглядывая его лицо в такой близости.

– Не верю, – парень чуть склонил голову, подходя ближе, ладонь немного сдвинулась, и меня обдало жаром его дыхания. – Твои глаза говорят обратное!

Я застыла, не имея возможности отвести взгляд, он давил, давил на меня своей внутренней силой, и от этого ощущала себя мышкой, маленькой никчёмной мышкой, а он чувствовал мой страх, мой страх перед ним оголён и откровенен. Его ладонь сдвинулась с шеи ниже, сильнее прижавшись, с таким напором хозяина, словно он меня поймал, да, маленькая и обречённая мышь попалась, а Холодный держал её и не собирался отпускать.

Он ещё несколько секунд молчит, а в моей голове нарастает паника, если он собирается меня поцеловать, то я вряд ли смогу сопротивляться, но он лишь широко улыбается, а дальше он резко наклонился к моему уху, что я ощущаю лёгкое касание его небритой щеки на своей, в этот момент словно время остановилась, в ушах нарастал гул, а лицо горит огнём. Ощущение было такое, словно в моих мозгах копаются, настырно и нагло.

– Твоё тело ясно даёт мне это понять! – тихо произносит он и отстраняется, и вот я лечу с небес на землю, одновременно меня обдаёт ледяным дождём, приводя в чувства.

Анабель

Сегодня днём мы встречаемся с мамой в нашем любимом месте. Это был небольшой скверик вдали от центра окружённым офисными зданиями. Тут практически никого никогда не было, такое пустынное и забытое людьми место с огромным налётом одиночеством. Когда ты считаешься семьёй подающего надежды конгрессмена, постоянно ловишь на себе любопытные взгляды незнакомцев, что невероятно бесит. Мне нравится одиночество и отшельничество, когда меня не замечают, я испытываю облегчение, но это очень редко бывает, и пока я с этим ничего поделать не могу.

Мама появилась спустя минут десять, лучезарно улыбаясь, она крепко обнимает меня, заставляя сердце болезненно сжаться, я очень соскучилась по ней.

– Здравствуй, детка! Долго ждёшь?

– Нет, – отрицательно помотала головой, пристально разглядывая маму. Как всегда, безупречная причёска, в виде затянутого хвоста, ноль косметики на лице, и печальные глаза. Только вдали от неё особо ощущаю невыносимую тоску, то, как мне не хватает звука её голоса, еётёплых касаний и нежного взгляда, порой я готова плюнуть на присутствия Байрона, чтобы лишний раз остаться с мамой. – Я очень соскучилась… – после этих слов вновь оказалась в маминых объятиях, вдыхая такой знакомый с детства запах.

– Что читаешь? – спрашивает она, когда мы разрываем объятия.

– Это мой любимый политический деятель, Уинстон Черчилль! – с восхищением проговариваю.

– Лучше бы ты со сверстниками больше общалась, а не с политическими деятелями! – укоризненно смотрит она на меня, качая головой, но я прекрасно знаю, что мама – это не всерьёз.

– Я достаточно общаюсь, как ты сказала со сверстниками, и мне за глаза хватает Робинсон и Беллы, а ещё… – тутостанавливаюсь на полуслове, понимая, что ляпнула лишнего.