Да и найдется мне уже другая задача – по плечу. Вон, сразу двое татар бегут к сходням, что у самых ворот, думают вниз спускаться… Зачем только? Ворота заложены изнутри камнем, укреплены подпорками, а внизу врага дожидаются несколько сотен лучников да три сотни гридей, уже устремившихся к стене во главе с князем и Кречетом!

И, судя по изумленным, испуганно вытянувшимся лицам, поганые наконец разглядели дружинников! Замерли спешенные половцы в нерешительности у сходней, но после заметили меня, как раз встающего на ноги… И то ли инстинкт сработал (вдвоем на одного), то ли мозгов у степняков оказалось немного, но ринулись они вперед, воинственно вскричав на бегу!

Что же, вдвоем так вдвоем… Я замер в проеме, ведущем в надвратную боевую площадку, – не обойти. Щит впереди, закрывает корпус, сабля (тяжеловато палашом махать, особенно когда в броне, так что сменил я трофей на уже привычный клинок) развернута плашмя острием к ворогам и прикрывает голову.

– Ну, что медлите? Бей!!!

Словно подстегнутый моим криком, первый ворог бросается ко мне и тут же приседает в коленях, рассчитывая полоснуть сабелькой по моим незащищенным ногам. Ага, конечно… Щит резко опускается, закрывая меня от вражеского удара, а собственный клинок тут же срывается вниз, в длинном выпаде, целя в лицо татарина! Враг увидел мою атаку и попытался дернуться назад, но рухнувшая сверху сабля уже ткнулась половцу под подбородок, пробороздив острием горло чуть выше кадыка…

Рванулся вперед второй противник да рубанул лихо, наискось перед собой! Но я разглядел его движение, успел отпрянуть, подставив под клинок щит, и вражеская сабля, противно лязгнув, сломалась о широкий стальной умбон! Изумленный половец замер, раскрывшись в момент собственной размашистой атаки, а я ударил навстречу, через левое плечо к ключице… Удар больно отозвался в кисти, встретившись с человеческой плотью, прикрытой лишь стеганым халатом, а враг, отчаянно вскрикнув, рухнул на настил, зажимая рукой широкую рубленую рану…

Поединок занимает всего несколько секунд, и я выигрываю его, сумев занять более выгодную позицию в проеме хода, ведущего к боевой галерее, и позволив врагам атаковать меня лишь по одному! А по сходням уже спешат наверх дружинники, они наверняка переломят ход схватки на стене в считаные мгновения…

И вместо того чтобы устремиться вслед за ними в сечу, я возвращаюсь к арбалетам. Сипло выдохнув от натуги, поднимаю один сразу с треногой! Самострел этот с уже натянутым воротом, но пока еще не вложенной в него сулицей, его расчет поганые выбили самым первым…

Тяжелый со станком, зараза! Но мне хватает сил пронести его всего два метра и поставить на настил прямо в проеме, где я минутой ранее принял бой с половцами! Чуть ли спину себе не сорвал, зато теперь по бокам прикрыт узким проемом, да и со спины закрыт углом бревенчатой стеной надвратного укрепления. А спереди меня неплохо защищает собственно массивное тело «скорпиона»! Теперь из него можно жахнуть прямо вдоль стены, где разгорается рукопашная, да только пока вот врагов передо мной нет… Еще можно ударить и по вражеским лучникам, замершим на гребне вала – до тех, кто встал у останков надвратной башни, достану точно! Да и приголубить минующих насыпь татар вполне по силам… Они ведь столь плотно прут, что ни один из дротиков в «молоко» не уйдет!

И, словно спеша проверить достоверность собственного утверждения, я вкладываю сулицу в направляющий желоб, примеряюсь к останкам разрушенной, сгоревшей стены, после чего беру чуть ниже, чтобы наверняка попасть, чтобы дротик не перелетел цель… И нажимаю на спуск.

Хлопок!

– Да!!!

Первая же сулица смела то ли двух, то ли трех поганых, только-только миновавших насыпь да начавших скользить вниз по внутренней заледенелой стенке вала!

Так можно воевать!

Ратибор хмуро смотрел на все прущих вперед поганых, словно муравьи облепивших противоположную насыпь да бесконечно поднимающихся по уцелевшим лестницам. Уже кончились у защитников тына сулицы, камни и бревна, наполовину опустели колчаны стрел, а у тех лучников, кто все еще бьет из-за частокола, на каждого осталось едва ли по пятку срезней! Дальше все – запасы все кончатся… Правда, есть еще впившиеся в землю за стеной стрелы степняков, а сам тын полностью очищен от врага, и теперь его держит уже княжеская дружина… Поразмыслив, воевода приказал спустить вниз всех раненых и все оставшиеся стрелы, а еще скинуть на головы татар тела их соратников! Пусть знают, проклятые, что ждет их наверху… Уцелевшие ополченцы также покинули частокол по приказу Ратибора – пусть отдохнут и наберутся сил у гуляй-города. Многолюдство на боевой площадке тына сейчас только навредит, дав лучникам ворога новые цели, да и гриди пока без труда удержатся…

Туаджи с бледным лицом подскочил к Годжуру и принялся спешно докладывать:

– Темник! Позволь поведать, что сообщают кюганы – более двух тысяч нукеров уже легло в ров, тела их устлали его в высоту едва ли не в человеческий рост! А орусуты отбивают все наши атаки… Как и при штурме прошлой крепости, многие лучники врага встали за стеной и отправляют стрелы вверх, что набирают большую высоту и силу, а после срываются отвесно вниз, разя и раня твоих людей! И тын сейчас защищают свежие батыры врага, все облаченные в илчирбилиг или худесуту хуяг! Нукеры уже бродят сердцем, уже боятся подниматься наверх – орусуты сильны, они сбрасывают вниз тела наших убитых…

Гонец испуганно замолчал, привычно ожидая вспышки гнева, коими часто страдал Бурундай, но Годжур лишь глухо бросил:

– Продолжайте штурм. Иного выбора у нас нет… И пусть вперед идут нукеры в хуягах – сила ломит силу!

Выкрикнув это, кюган бросил тоскливый взгляд на деревянное идолище с бурым, измазанным темным ртом, подумав при этом, что неплохо было бы выманить орусутов предложением о переговорах. Пригласить послов, пообещать этому городу мир и ханскую милость… Только чтобы открыли ворота и дали припасов! А уж там ударить всей мощью тумена, потеснить защитников, заставить их отступить внутрь и на плечах их ворваться в крепость!