– Какой церемонии?
– спросила она.

– Вашего пострижения в монахини. Но я верю, что этого не случится.

– Почему же?

Он что-то пробормотал, не вынимая сигары изо рта. Потом поднял на нее глаза.

– Готов поручиться всем своим богатством - вы не примете постриг. Я знаю вас, я знаю Ратор, я знаю...

– Что? Кого еще вы знаете?

– Себя самого, - сказал он, снова взглянув ей в глаза.

Она сцепила руки на коленях.

– Ник, - сказала Кейт, наклоняясь к нему, - вы же знаете, что вы мне нравитесь. Вы мне так нравитесь, что я не могу думать о том, что вы мучаетесь, - ведь вы говорите, что ночами не спите. Как же, по-вашему, буду спать я, зная, что вас ждут разочарования и страдание. А я ничем не могу облегчить ваши муки - разве что умолять вас вернуться домой - и чем скорее, тем лучше. Я очень прошу вас. Ник. Ну, пожалуйста! Уезжайте!

Тарвин несколько секунд вертел в руках сигару, словно раздумывая о чем-то.

– Милая девушка, я не боюсь.

Она вздохнула и снова повернулась лицом к пустыне.

– А жаль, - сказала она с безнадежностью в голосе.

– Страх - это чувство, недостойное члена Законодательного собрания, произнес он с загадочным видом.

Она резко повернулась к нему.

– Законодательного собрания? Ах, Ник, так вы...

– Боюсь, что да. Большинством в 1518 голосов.
– Он протянул ей телеграмму.

– Бедный мой отец!

– Ну, не знаю...

– Но я вас поздравляю, конечно!

– Спасибо.

– Хотя я не уверена, что это пойдет вам на пользу.

– Да, мне это тоже пришло в голову. Если бы я провел здесь весь срок своих полномочий, то мои избиратели скорее всего не захотели бы поддерживать мою дальнейшую политическую карьеру.

– Тогда тем более, Ник...

– Нет, тем более важно уладить сначала дела действительно насущные. Я еще успею упрочить свое место в политике - это можно сделать всегда. Сейчас же у меня есть единственный шанс упрочить наши с вами отношения, Кейт. Здесь и сейчас.
– Он встал и склонился над нею.
– Вы думаете, я могу отложить это на потом, моя милая? Можно откладывать это со дня на день, что я и делаю, не теряя бодрости духа, и вы не услышите об этом больше никогда, пока не будете готовы к этому. Но я вам нравлюсь, Кейт. Я знаю это. А я... ну что сказать, я люблю вас. И завершиться это может только одним.
– Он взял ее за руку.
– До свидания, Кейт. Завтра я зайду за вами, и мы пойдем осматривать местные достопримечательности.

Кейт долго смотрела вслед его удаляющейся фигуре. Все слова были сказаны, и все же оставалось подспудное желание убежать, спастись бегством. Но утром, когда Тарвин пришел, к стыду своему Кейт обнаружила, что страшная тоска по дому притягивала ее к нему. Миссис Эстес была очень внимательна к Кейт, они сразу же прониклись взаимной симпатией и подружились. Но Ник в отличие от миссис Эстес напоминал ей о родине, его лицо было своим, домашним. Так или иначе, но она с радостью позволила ему привести в исполнение свой план и показать ей город.

Во время прогулки Тарвин начал расспрашивать ее о Топазе. Не случилось ли там чего за время его отсутствия? Не произошло ли там каких перемен? Как выглядел этот милый его сердцу городок в день ее отъезда?

Кейт напомнила, что уехала всего через три дня после Тарвина.

– Три дня! В жизни растущего города это очень много.

Кейт улыбнулась.

– Я не заметила никаких перемен.

– Разве? Питере говорил, что через день после моего отъезда он начнет рыть котлован под строительство нового салуна на Джи-стрит; Парсонс должен был достать новую динамо-машину для городской электростанции; на Массачусетс-авеню предполагалось начать работы по нивелированию уклона, и на моем участке в двадцать акров было посажено первое дерево; аптекарь Кирни вставлял зеркальное стекло в свою витрину, и, наконец, я не удивлюсь, если еще до вашего отъезда Максим получил новые почтовые ящики из Меридена. И вы ничего не заметили.

Кейт покачала головой.

– Я думала в это время совсем о другом.

– Фу ты! А мне хотелось бы узнать об этом. Ну, да ладно. Пожалуй, нельзя ожидать слишком многого от женщины: чтобы она занималась своим делом да еще следила за тем, что делается в городе, - рассуждал он. Женщины сделаны из другого теста. И тем не менее лично я успевал вести предвыборную кампанию, занимаясь бизнесом - и сразу в нескольких местах, и, кроме того, у меня было еще одно личное дело.
– Он весело взглянул на Кейт, которая подняла руку в знак предостережения.
– Вы запрещаете говорить на эту тему? Я обещал вести себя хорошо и сдержу слово. Я только хотел сказать, что в нашем городе ничто не обходится без моего участия. А что вам говорили на прощанье отец и мать?

– Пожалуйста, Ник, давайте не будем об этом, - попросила Кейт.

– Ладно, не буду.

– Я просыпаюсь по ночам и думаю о маме. Это ужасно. В самую последнюю минуту, когда я уже вошла в вагон и махала им платком, я, наверное, все бросила бы и осталась, если бы кто-то сказал мне нужное слово - пусть даже ошибочное.

– О Господи! Почему там не было меня!
– простонал Тарвин.

– Нет, Ник, вы не смогли бы сказать такого слова, - произнесла она тихо.

– Вы хотите сказать, что я не смог бы, а ваш отец смог бы? Конечно, смог бы, и всякий другой на его месте тоже смог бы. Когда я об этом думаю, мне хочется...

– Прошу вас, Ник, не говорите об отце ничего дурного, пожалуйста, перебила она, и губы ее крепко сжались.

– О милое дитя!
– прошептал он сокрушенно.
– Я не хотел его обидеть. Но мне надо кого-то обвинить во всем - дайте мне выбранить кого-нибудь, и я успокоюсь.

– Ник!

– Ну я же не деревянный!
– проворчал он.

– Нет, Ник, вы просто очень глупый.

Тарвин улыбнулся.

– А вот теперь вы бранитесь.

Чтобы переменить тему, она стала расспрашивать его о махарадже Кунваре, и Тарвин сказал, что он славный паренек. Но, добавил он, прочее общество в Раторе далеко не так симпатично, как махараджа Кунвар.