Шрифт:
Ха. Я лежу на коленях шикарного мужчины, который хмурит брови, но точно не похож на доктора в своем странном черном балахоне. Нахожусь в каком-то старом темном подвале, чем могу утешиться, ведь это не больничные стены, выкрашенные в белый цвет. И не морг, его я вряд ли смогла разглядывать с таким воодушевлением!
Так, надо позвонить родителям, чтобы забрали меня, сама я не дойду.
Поспешно опустила руки и ощупала карманы… Которых не было.
— Я дам тебе эликсир выздоровления. Он поможет.
— Чего дашь? — сморщилась я от очередной попытки поднять голову и оглядеть себя и одежду.
— Эликсир. Лежи, не вставая.
Но я вцепилась в его балахон, предупреждая движение.
— Как лежи? В луже?
Мужчина поджал губы, резко вскинул меня, от чего я взвыла, уже не сдерживаясь.
— Ты дебил?!
От боли зуб на зуб не попадали, когда он небрежно шмякнул меня на скамейку, и я сразу же привалилась к стене и закрыла глаза. Вот это треш. Мне так дико больно, что пожалуй лучше сначала вызвать «Скорую», а уже из больницы позвонить родителям.
— Пей.
А дальше он просто надавил мне на подбородок, сунул узкое горлышка пузырька в рот и запрокинул мне голову.
Теперь и по языку разлилась вязкая, терпко-сладковатая жидкость, вызывая сначала онемение языка, потом и гортани. Я чувствовала, как эта гадость медленно стекала по пищеводу, замораживая все на своем пути и притупляя чувствительность.
Обезболивающее, что ли?
Но спросить не могла, я даже постанывать не могла — голосовые связки тоже оказались парализованы.
— Люблю побочный эффект эликсира, — явно удовлетворенно пробормотал мужчина, отступая от меня и аккуратно убирающий пузырек странной формы в глиняный таз.
Мозг заволакивала странная сонная апатия. Я следила за движениями мужчины, как он убирает лужу с каменного (какого?) пола, цокает языком и качает головой над обрывками толстых проводов, торчащих из какого-то металлолома, потом накрывает всю эту кучу железа огромным куском брезента и садиться на табурет напротив меня.
— Айна, если хоть одно разумное существо узнает о том, что произошло здесь, и что ты видела, придется лично показать, почему меня преследует жуткая репутация. Ты меня поняла, Приближенная?
Я попробовала откашляться, и у меня получилось! Более того, боль притупилась, спазм отпустил горло и тело моментально ожило.
— Чего ты мне влил?
Мужчина спокойно смотрел за моей суетой и молчал.
— Чего уставился? Что это было? Мне нужна «Скорая»…
И вот теперь я смогла оглядеть свою опаленную одежду, точнее не свою… Увидеть свой маникюр, точнее не свой. Даже пальцы, руки были не мои. А еще свисающие блондинистые волосы.
— Что… Как? Что?..
Он так странно говорил, какая-то приближенная Айя, какой-то эликсир. Сюрр какой-то.
— Ты поняла меня, Айна?
Вот! Айна. Это он мне?
— Я не Айна.
Теперь я возвышалась над ним, но он ни капельки не смущаясь, дернул меня за подол, что я снова трюкнулась на скамью и прошипел в лицо:
— Мне плевать на твои игры, приближенная дрянь. Но если ты разнесешь лживые слухи про мои опыты — поплатишься.
Я отпрянула, а он встал с табурета, и отвернулся от меня:
— Уходи.
Два раза меня упрашивать не надо. Я сама как-то додумалась, что с маньяками мне не по пути.
И только выбравшись на поверхности по крутой каменной лестнице, я вздохнула полной грудью и поперхнулась, обозрев окрестности.
Передо мной возвышались башни старинного замка, утопающего в цветущих садах.
Я точно не в центре столицы. А где?
— Где я?
— Дьявольская грязь! — выругался мужчина в балахоне, выронив из рук пузырек и разбив его об каменный пол. — Снова ты?
Я плотно прикрыла за собой деревянную, окованную железными скобами, дверь, наверное, до конца не веря, что со мной это происходит.
— Привет. Снова. Это я.
Мужчина в черном балахоне посмотрел на меня так, что я почувствовала себя полной дурой.
— Ладно, оставим сантименты. Где я и кто я?
Он склонил набок голову и задумчиво пробормотал:
— Помутнение разума? Хм… Возможно вторая порция эликсира…
— Нет-нет-нет, — замахала я руками, подходя к скамейке, на которой уже сидела. — Я совершенно точно в своем уме и памяти. Но в моей памяти нет всего, — тут я обвела руками пространство и собеседника, — всего… этого. Я москвичка, мне двадцать два года, зовут Людмилой. Можно Милой. Учусь в академии гуманитарных наук на журналиста.