Как я и предполагал, желтые оказались зажигательными. Пуля прочертила огненную трассу, ударила в обшивку. Через секунду кожа загорелась. Жарко и бешено, в течение нескольких минут было выжжено больше метра, в обшивке образовалась дыра, в которую можно было всунуть трех Егоров. Хорошо. И отдачи почти нет, китайская механика работала отлично.

Красный. С красным я не разобрался. Пуля пробила в самолете дыру, и все. Пришлось пожертвовать еще одним, расковырял. Внутри патрона обнаружился тупой цилиндр из черного металла, тяжелая железная бобышка с ровными краями. Для ближнего боя – чтобы отбрасывать врага прочь, размазывать его по стенке.

Синий. Синий произвел тот же эффект, что и красный, просто пробил дырку, так что пришлось опять расковыривать. В патроне обнаружилось непонятное желе, а за ним пуля, снабженная сердечником и пластиковым оперением, скорее всего, бронебойная. Пригодятся. Вдруг придется самолет сбивать?

В зеленых патронах оказалась крупная дробь, почти картечь, она хлестко съездила по борту, кучно довольно, вырвала мясо, выпустила из самолета пластиковую начинку.

В зеленых с оранжевыми полосками хранились разрывные пули, действовали они соответственно, разрывали.

А больше всего понравились черные. Не патроны даже, а гранаты – взрывались при попадании.

Неплохой боезапас.

Я снарядил свое ружье гранатами для нижнего ствола и разрывными для верхнего, Егора зарядил по-другому. Картечью и на всякий случай вставил две зажигательные. Сунул ружье Егору.

Он тяжело вздохнул и спросил:

– А теперь пообедаем?

– Пойдем туда.

Я кивнул на ракету. Очень хотелось на нее посмотреть.

Вблизи ракета казалась не такой блестящей, как издали. Корпус оказался побит ржавчиной, в некоторых местах дыры были большие, вряд ли с такими прорехами можно лететь в космос. Разрушение добралось и досюда, ржавчина съела космический аппарат, неотвратимо.

Теперь она съест и китайский дирижабль, и так будет всегда, повсеместно.

– Слышь, Дэв, а китайцы откуда? Откуда у них дирижабль?

– Не знаю. Оттуда. Из Китая, что ли…

– Значит, там… – Егор махнул на юг. – Там, значит, все по-другому?

– Может.

– Так нам надо было с ними!

Егор остановился.

– С китайцами уходить надо было…

Егор потер лоб.

– Ага, – ухмыльнулся я. – Чтобы они у нас всю кровь высосали, так? Нет, спасибо. И потом, твой отец говорил, что выхода отсюда нет. Забыл?

– Да, – Егор уже хлопнул себя по лбу. – Точно, нельзя ведь… Кровь закручивается в голове. Нижнее метро, оно ведь все закручивает, воду, воздух даже… И если ты выбираешься из зоны закручивания, то сразу в голове у тебя все сосуды лопаются. Ну и все.

– А как же тогда китайцы? – спросил я. – У них что, не закручивается?

Егор пожал плечами.

– Может, у них раскручиватель есть. Или они нечувствительны совсем, их здесь закручивают, а они не закручиваются.

Похоже. Ладно. Почему у китайцев все-таки не закручивается. Может, они…

– А если они местные? – спросил Егор полушепотом.

– Что?

– Местные? Если они ниоткуда не прилетают, а тут где-то водятся?

Да уж. Это вполне могло быть так. С чего я решил, что они на самом деле из Китая? Запад не разработан, китайская колония может базироваться там.

Вот на Варшавской сидит Япет со своими бездельниками, а где-нибудь на Западе сидят китайцы. Обосновались себе в бункере поглубже, обложились непохожей техникой и оружием, строят летательные аппараты…

Акира по-другому объяснял. Круги, круги и стрелка вовне, за МКАДом. Но Акира мог вполне и обманывать, обманщикам китайским верить нечего. Если они здесь, у нас, водятся, почему они тогда на контакт не выходят? Потому, что не хотят. Потому, что есть у них какие-то свои, непонятные планы.

С другой стороны, я видел самолет. Это был наверняка самолет, крестик, распарывающий небо, только самолет так… А могло и показаться. Зыбко у нас все.

– Потом вернемся, – сказал я. – К дирижаблю. Если он не взорвется, мы его изучим хорошенько. Там должны карты остаться бумажные, другие какие указания…

Я вспомнил китайца, разъеденного кислотой, и подумал, что вряд ли. Китайцы, если они и были, наверняка уничтожили все следы. Чтобы их найти было совершенно невозможно. А оставшиеся в живых разбежались, и скоро сдохнут, и замерзнут, а потом, по весне, и сгниют, и следа от них не останется, прах да пепел.

Мы остановились под ракетой.

Совсем вблизи ракета разочаровывала еще больше. Она, как и Вышка, походила на старуху. И не полетит уже никогда. Да… Когда минут темные времена, придется все снести и выстроить заново. Мы не станем жить в этом старье, в ржавых трубах и грязных фермах, снесем, это точно. Хотя, конечно, придется снести почти все, слишком много разрушено.