Шрифт:
– Не знал, что надо, на всякий случай прихватил все, что нашел.
– Спасибо, – отвечает Олег.
А у меня и язык не поворачивается. Но раздеваюсь тоже, не столбом же стоять. А у самого мысли в голове крутятся, как я по плечам этим и торсу мыльной губкой водить буду. И на полке Олега разложу и веником по спине да по заднице. От этих мыслей жарко стало, как будто я уже в парной.
А сам каким-то чудом собрался и спокойно так спрашиваю:
– Ну что, по пиву, или сначала грязь смоем?
– Мыться сначала. Я в русской бане сто лет не был. Все сауна да сауна.
– С парной не сравнить. Пошли тогда. Там у меня веники и с эвкалиптом есть, и липовые.
– Да ты банный фанат, – смеется Олег. А улыбка у него… эх… голливудская улыбка. Зубы ровные, белые.
Сначала мы каждый сам мылись, у меня и кабины душевые две, и кранов три комплекта, скамейки, шайки – ну все по высшему разряду, как в хорошей бане полагается. Олег прав – фанат я этого дела. А что еще тут у меня радости, как не баня? Бывает, устанешь в дневной круговерти, а придешь, попаришься – на десять лет помолодел.
И вдруг он говорит:
– Давай спину-то потру. Потом ты мне.
И ничего особенного, не рукой же он меня трогал, рукавицей тер мочальной, на руку надетой. А у меня вдруг такой стояк случился, что я от боли аж охнул. Понятное дело, что не часто я практикую любовные игры. Постоянное партнерство – обязательства, а так, туда-сюда смыкаться…
– Ну, теперь ты давай, – окатывая меня из шайки, говорит Олег и спиной ко мне разворачивается. Я и осуществил-то мечтание про губку с мылом. Стал тереть – аж круги в глазах, вдохнуть не могу. Как дальше-то быть? Ведь заметно все. А сам тру со старанием, мыло у меня жидкое на травах, ручной работы, душистое, не то что покупное. Можжевельником пахнет.
– Зашибись, как хорошо, – бормочет Олег. – Это я хорошо к тебе на помывку заехал.
Смыл я с него пену.
– Ну что, в парную идем? – спрашиваю.
– Идем.
Поцелуй
Василий
Кинул я двенадцать ковшиков на камни, пар пошел горячий.
– Сначала внизу попривыкни, я сейчас еще стенки побрызгаю. Совсем будет хорошо, – говорю Олегу и глазами по парной шарю, чтобы на гостя моего нежданного не смотреть. Потому что невозможно это. Если на торс и ниже, то там по дорожке из мокрых волосков и до мужской красоты недалеко, это меня почему-то смущает. Такое впечатление, что я петушка с бубенчиками не видал. Ну а если смотреть на торс и выше, то плечи, которые я уже и помылить успел, крепкая шея, но не бычья, подбородок с ямочкой, губы… Да что в самом деле со мной такое? На мужика запал? Встряхиваю головой, как будто вода в ухо попала. Брызги с волос летят, как от пса длинношерстного. Олег уклоняется, смеется.
– Внизу я только сомлею, давай наверх полезем, пар у тебя легкий.
Полезли. Я Олегу говорю:
– Тогда ложись, я тебя веником постегаю, пока ты терпишь. – Он и лег, спорить не стал. На полке растянулся, руки вдоль тела, ноги чуть раздвинул. Живот впалый, с кубиками. Ну вот точно спортсмен. – Так, ты сначала спиной давай, – поучаю я. И взял его за плечо, повернуть чтобы, а он мою руку перехватил и тянет меня к себе. Что, вот так сразу? Прямо заметно? Я повод подал? – Олег, ты чего? Ты же париться хотел?
Мне бы его оттолкнуть. Может, даже и ударить. Чего он так обо мне подумал? Ну встал у меня на него, так он красив, как этот… Аполлон Бельведерский. И сейчас красив. Волосы мокрые потемнели, кожа блестит от пота, пар-то все жарче. А я к Олегу все ближе…
– И париться тоже! – А голос у него как будто сел.
– Так давай я тебя веником… – А у самого веник этот из руки выпал. Тут Олег меня дернул себе на грудь, я не устоял, на него повалился, оказались мы оба в лежачем положении: он как положено, а я поперек, ноги по полу разьехались. Полок у меня широкий. Олег меня обхватил и на себя уложил. Ненормальный, что ли… А я? Сопротивляться же надо. Как девка? Помогите, насилуют? Мне смешно стало. Он даже как будто обиделся.
– Чего ты ржешь?
– А ты чего чудишь? – Сам смеюсь, остановиться не могу. Тогда он меня поцеловал. Не по-дружески, а по-настоящему, в губы. У меня в глазах и в мозгах помутилось. И стал я твердым, как гранит, и чувствительным до судорог. И что делать с этим – непонятно.
– Что же ты делаешь? – шепчу, как только губы мои Олег на секунду освободил. А он только головой мотнул – “не мешай” дескать. И свое дальше. И руками меня оглаживает, как я Вислоухую – это корова у меня лучшая в стаде. Племенная. Так я к ней всегда с нежностью. Вот оно как, значит, когда тебя мужские руки гладят. Я и дышать забыл. Но освободился все же, голову в сторону отвернул, в грудь Олегу рукой уперся, малое пространство между нами отвоевал.
– Ты что творишь, малахольный? Разве можно так?
– А разве нельзя? Ты же с самого начала захотел. Еще там, когда машину выталкивали.
– Придумал ты все!
– Нет, Вася, не придумал… Да ладно тебе! Что время тянуть? Завтра я уеду.
От этих слов у меня все и опустилось! Уедет! И я опять один останусь. С мыслями моими да Матильдой… Оттолкнул я Олега, он чуть с полка не упал.
– Угореть тут хочешь? – рыкнул на него, веник нашарил на полу. – Париться собрался? Можно и стоя, если тебе так больше нравится. – И давай его стегать со всех сил. А он стоит, не шевельнется, не прикроется. Я и по груди, и по спине, и по заднице его, так что полосы от прутьев березовых оставались на светлой коже. Пока рука у меня не устала и сердце не зашлось. Тогда Олег у меня веник отобрал и обнял крепко. Прижался ко мне всем телом, мною исхлестанным. И снова поцеловал. Вот дурак… Злость моя прошла, а отчаяние осталось, что вот уедет он.