– Не из вашей, полковник, - смело ответил один из них.

– Это что, Шапошников?
– чувствуя, как всего его охватывает гнев, тихо спросил Гришин.

– Переправились сегодня утром, выходят, сказали, из-за Днепра. Все были целые, сам с ними утром разговаривал...

– Ты это кого кашей прикармливаешь? Предателей? Петр Григорьевич! позвал Гришин начальника трибунала дивизии Жижина.
– Разобрались?

– Разобрался, Иван Тихонович.

– Приговор?
– считая глазами стоявших перед ним бойцов, процедил Гришин.

– Согласно законам военного времени...

– Мы не из вашей части!
– испуганно крикнул кто-то из группы.

– А ты кому Присягу давал? Только своей части или Родине? За тебя кто-то будет воевать, а ты в тылу валяться, и потом героя из себя строить, что на фронте был?
– вне себя от ярости закричал Гришин.

Шапошников, глядя на стоявших перед ним людей в красноармейской форме, уже не бойцов для него и Гришина, поникших, с виноватыми или смотревшими под ноги тупыми глазами, думал: "На что надеялись? Что если всей группой, то не расстреляют? Чему тогда учили их все эти двадцать с лишним лет советской власти?" И вспомнил, как сразу же после прорыва из окружения в полку был расстрелян политрук Старков из батареи Похлебаева за то, что заставил бойца Тихомирова поменяться с ним формой перед боем. Вчера расстреляли еще одного самострельщика, самого заставили выкопать могилу.

– Товарищ капитан, разведка прибыла, - услышал он тихий голос лейтенанта Тюкаева.

– Петр Григорьевич, приводите приговор в исполнение, - жестко сказал Гришин и повернулся к Шапошникову.
– А теперь с твоей разведкой разберемся.

Отошли в сторону, поджидая идущего к ним молодцеватого сержанта.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться к товарищу капитану, щеголевато козырнул сержант.

– Обращайтесь, - стараясь успокоиться, сказал Гришин.

– В лесу, в районе ориентиры два и три, обнаружено скопление пехоты противника до батальона, накапливаются для атаки. На подходе к лесу был обстрелян, но прополз левее и наблюдал. В лесу слышен шум машин, устанавливают минометы. Много автоматчиков.

– Да вы и не были в разведке, товарищ сержант, - стараясь говорить спокойнее, начал Гришин.
– Вы в кустах просидели, я же вас всех в бинокль видел!

Сержант, быстро побледневший, еле сдерживая проступившие слезы обиды, чуть слышно проговорил:

– Как так? Я был в поиске, товарищ полковник. Это группа у меня оставалась на берегу. Я один...

– Гурьянов!
– повернулся Гришин к инструктору политотдела дивизии, стоявшему за спиной.

– Товарищ полковник!
– резко вмешался Шапошников.
– Надо же разобраться!

– Ты что развел в полку?
– сквозь зубы тихо спросил Гришин.

Он, не прощаясь, пошел к лошадям, на которых они приехали в полк.

Через минуту в кустах щелкнул пистолетный выстрел.

Шапошников, словно оглушенный, стоял, не в силах сдвинуться с места. "Что-то здесь не так, наверняка ошибка. Но зачем же так, с плеча рубить? Хороший парень, орден Красной Звезды за финскую..."

И ругал себя, что растерялся и не смог отстоять своего разведчика.

– Шапошников!
– повернул Гришин коня.
– Я еду в штаб корпуса на совещание. На всякий случай готовься к наступлению, - он хотел было ехать, но увидел, что к ним подходит какая-то колонна.

– Что за войско?
– Гришин остановил коня.

От колонны отделились двое.

– Лейтенант Конаков.

– Младший лейтенант Тырышкин.

Гришин тоже представился, оглядел обоих с головы до ног. Лица у лейтенантов были черные от солнца и пыли.

– В Африке, что ли воевали? Откуда такие?

Сапоги у обоих были без каблуков, обмундирование оборвано и вывожено в земле настолько, что Гришин невольно улыбнулся:

– От границы ползком?

– Второй батальон четыреста сорок третьего стрелкового полка сто шестидесятой стрелковой дивизии, выходим из-под Чаус.

– А полк где?

– Не имеем связи с первого дня выгрузки, с тринадцатого. Выходим с боями.

– Где комбат?

– Погиб. Я принял командование. Командир девятой роты.

– Сколько у вас людей?

– С нами ровно девяносто.

– Все ваши?

– Нет, несколько летчиков, есть танкисты, артиллеристы без техники, но большинство наши.

Гришин прошел вдоль строя. Половина людей была без оружия, многие без сапог, а некоторые и без обмундирования. Вид их - в трусах и плащ-палатках на голое тело, вызывал и смех, и слезы.

– Ну что же, земляки, - начал говорить Гришин, - если попали ко мне в дивизию, то воевать будете здесь. Тем более, что где сейчас ваша, не знаю. Верю, что если вышли, а не по лесам прячетесь, то воевать будете хорошо. Кто без оружия - найти! Подсказывать не надо, где искать?

И, обращаясь к лейтенантам Конакову и Тырышкину, добавил:

– Будем называть вас пока "черной ротой". Сейчас накормить людей, кухни видите, а потом пойдете в Христофоровку, - Гришин показал направление.
– Там найдете майора Сенюткина, это будет ваш комбат. Доложите ему, что роте я поставил задачу занять оборону на перекрестке дорог, задерживать всех окруженцев. И чтобы через три дня в батальоне было шестьсот человек! Командир полка у вас - полковник Корниенко.