Анна Ли
Шрифт:
И в эту минуту на задний двор выскочил полосатый котёнок. Может быть, он искал меня. А, может быть, забежал сюда просто так. Завидев меня, он радостно бросился к нам.
Сишар встрепенулся и выхватил у слуги нож.
— Спорим на рыжую девчонку — я в него попаду! — обратился он к Бешу.
Хозяин натужно засопел, собираясь отвечать. Но чужак не ждал ответа. Он легко и плавно взмахнул рукой.
Острая сталь пригвоздила к земле маленькое полосатое тельце. Котёнок запищал жалобно и пронзительно. И почти мгновенно умолк. Нож разрубил ему позвоночник. Глаза котёнка остекленели. Только задние лапки ещё продолжали подёргиваться.
А человек, походя отобравший жизнь у маленького существа, нагнулся над ним и придавил ногой трупик, чтобы выдернуть вошедший глубоко в землю нож. И выпрямился с довольной улыбкой, обтирая нож о голенище сапога.
Я прыгнула.
— Не смей! — крикнул Беш. — Нельзя!
Я целилась когтями в лицо чужака, но промахнулась и вцепилась ему в шею. Сишар не устоял на ногах, и мы покатились по земле. Я видела совсем близко его перекошенное яростью и болью лицо, я чувствовала, как струится из-под моих когтей горячая кровь. Я зарычала. Я раскрыла пасть, чтобы сомкнуть клыки на его горле.
Но человек был опытным бойцом, а я — нет. Сишар извернулся так, что я оказалась внизу, и взмахнул ножом. Стальное остриё летело мне прямо в глаз. В последний миг я увернулась, и нож вспорол мне кожу над глазом, а потом ударил в висок. Хрустнула кость. Я не почувствовала боли — только слепящую ненависть.
И синий вечер для меня померк.
Назавтра, когда я очнулась целой и невредимой, Сишара в нашем доме не было.
В тот же день Беш стал учить меня нападать на человека.
Я пришла в себя, стоя на коленях и привалившись лбом к гладкому камню. На джерховом рисунке снова ничего нельзя было разобрать. Я оперлась о валун и поднялась на ноги. Ноги дрожали.
Я потёрла висок привычным жестом. Ну вот, теперь я знаю о себе всё. И мне не в чем упрекнуть того зверя, которым я была девять кругов назад. Разве что в том, что он не сумел прикончить Сишара.
Тури-человек тоже бросилась бы на южанина — и, надо полагать, с гораздо меньшим толком. Хотя той девчонке, которой я была девять кругов назад, полосатый котёнок был незнаком. Он не оставил следа в моей человеческой памяти, в памяти четтанских дней.
— Бедный безымянный котёнок… — пробормотала я. И поправила метательные ножи в наручах.
Вполне возможно, Сишара уже нет под солнцами. Но если он ещё жив, я его найду. И неважно, встретимся мы с ним синим днём или красным. Я — это всегда я.
За спиной у меня зашуршало. Это Корняга пытался самостоятельно слезть с коня. Он висел на стремени и был похож на запутавшееся в упряжи воронье гнездо. Только вороньи гнёзда не дрыгают ветками.
Я подошла к Ветру, молча пересадила корневика себе на плечо, подтянула подпругу и вскочила в седло.
— Вперёд, Ветер!
Второй из хорингских путевых Знаков остался позади. Жеребец нёсся вскачь по равнине, и поднявшийся Четтан снова грел мне макушку.
— Что ты делала столько времени у этого камня? — нарушил молчание Корняга. — Одинец вот тоже вчера на него смотрел. То с одного бока заглядывал, то с другого. Ползал вокруг и смотрел попеременно.
— А ты, что ли, ничего там не видишь? — удивилась я.
— Ничего, — проскрипел Корняга. — Камень и камень.
Вот так штука! Оказывается, хорингские картинки не всем видны. Если пенёк не врёт, конечно. Корняге соврать проще, чем собаке гавкнуть.
И тут я вспомнила, что давно хотела кое-что спросить у корневика, но никак не получалось. Не до того было. Почему-то всегда находились дела поважнее.
Неутомимый Ветер мчал нас на запад — туда, где светлая У-Наринна сияла над миром, как путеводный костёр. Завтра, то есть на следующие сутки, мы будем в Каменном лесу. Прямо сейчас нам никто и ничто не угрожало. Плоская, как крыша хадасского дома, равнина просматривалась до самого горизонта, и только там, на самом горизонте, я увидела тёмное пятно и ощутила присутствие живых существ. Равнину пересекал табун диких лошадей. Или стадо тегланов.
В общем, если я хочу добиться от лживого пенька некоторых фактов, то сейчас — самое время. Я обернулась к Корняге.
— Значит, говоришь, демон с тебя в уплату за провоз магический сосуд стребовал? — обманчиво-невинным тоном поинтересовалась я.
— Да-а, — жалобно скрипнул Корняга. — Стребовал. Мерзавец!
— И правильно сделал, — рассудительно сказала я. — За всё надо платить. А, Корняга? Понимаешь, к чему это я, милый пень?
— Не понимаю, — проскрипел корневик.
— Понима-аешь, — протянула я. — Ещё как понимаешь. Вот что: либо ты сейчас ответишь на мои вопросы — причём правдиво! — либо я тебя ссажу с коня. И будешь ты отсюда до обитаемых земель добираться своим ходом, или, если захочешь, укореняться прямо здесь. Мне без разницы. Ну?