И в сотый раз оглядев мать, Борис обращал взгляд на сестру. Сходство между ними и он заметил сразу.

Сестра, красивая, с свеженьким личиком и весёлыми глазами — произвела на него хорошее впечатленье. Но он спрашивал себя: может ли он крепко полюбить эту сестру? И скоро ли он её так полюбит?

И ответа себе Борис, пока, дать ещё не мог!

— Ну, говори, говори... Щенок! — ласково начала Настасья Григорьевна. — Сказывай мне, когда ваши енералы тебя офицером нарядят.

— Обещают, матушка. Может скоро...

— Теперь, при этой карнавации?..

— Коронации... Да! — поправил Борис мать уже в третий раз после встречи.

— А теперь что ты будешь? Ведь не солдат, не рядовой?

— Теперь сержант. Давно уж из капралов вышел.

— Мудрёные всё слова. А от кого зависит? От новой царицы зависит, чтобы повысили?

— Больше зависит от Григорья Орлова. Мне ведь не в очередь, а в виде награды надо просить.

— Ты бы ему калым дал.

— Что?

— Калым бы ему дал... Ну супрею что ли, объяснила Борщёва.

— Что такое, матушка. Я ни того, ни другого не пойму.

— Ну, поднёс бы ему. Я денег с собой пять тысяч захватила. Я тебе уделю из них две, либо три тысячи карбованцев. Ты с ними ему и поклонись. Дело-то и выгорит.

Борис так искренно и громко рассмеялся, что и на Агашу поневоле заразительно подействовал смех брата. Она начала тоже весело смеяться, не зная чему.

— Чего вы это горло-то дерёте! — удивилась и отчасти обиделась Настасья Григорьевна. — Яйца курицу не учат!

— Да как же, матушка. Смешно! Да у Орлова теперь при каждом выезде со двора в карету кладут, поди, до тысячи рублей про всякий случай. Польстится он на наши три тысячи!!

— А боле того, скажи, не можешь. По одёжке, голубчик, скажи, даю. Чем богат, тем и рад.

— Он меня и турнёт. Велит под арест посадить.

— Куда?

— Под арест отправить за дерзость!

— Подарешь? Какой подарешь? Не пойму я тебя. Совсем ты русскую речь позабыл, вздохнула мать. Всё ты такие слова говоришь, каких ни от кого не услышишь. Не то диво, не то срам. Якобы ты не наш православный, а нехристь какой.

А Борис подумал то же самое об матери.

Он объяснился и прибавил, что платить за чин некому, надо просить, да и деда тоже попросить похлопотать.

— А как ты в ахфицеры вырядишься, Борька, — сейчас я тебя женю. Здесь у нас есть одна вдова, родня твоего родителя, — бригадирша, а не так прощалыга какая!.. У её мужа был, помнится мне, крест на ленте. Я к ней вот соберусь и попрошу её за тебя свахой потолкаться по Москве. Может быть мы в тот же час найдём какую подходящую невесту. Здесь, в Москве, на вас, гвардейцев, охотницу скорее найдёшь, чем на недоросля какого.

— Нет уж, матушка, от этого увольте. Какой я жених? — грустно вымолвил Борис.

— А что? Или ты... Ох, тьфу. Прости, Господи! Что мне на ум взбрендило! — ахнула и отплюнулась Настасья Григорьевна.

И мать устремила упорный и испуганный взгляд в лицо сына.

— Что вы, матушка? — нехотя спросил Борис.

— Да ты того... Уж нет ли у тебя хвоста какого?

— Какого хвоста?

— В Питере...

— Я не чёрт, матушка!

— Тьфу! Как можно этак сказывать. Девица-сестра! тут — а то бы я спросила. Аль не понимаешь? Хвоста нет ли у тебя в Питере?

— И не уразумею, что за хвост.

— Один ты в Питере. Или у тебя уж может — есть целая орава, прижитая с боку...

— Ох, Господи! понял Борис и рассмеялся. Нет. Будьте спокойны. Один как перст. Даже хуже того.

— Как хуже? Что ж хуже-то?..

— А то, что я жениться не могу именно потому, что не способен и охоты во мне нет на какую ни на есть девицу даже одним глазом глянуть, не только что обвенчаться.

— Что так?

— Противны они мне все, пуще горькой редьки.

— Так ведь то питерские ... Оне, может, худорожи.

— И московские ... всё одно.

— Да ведь ты московских ещё не видал? Увидишь — иная какая и полюбится.

— Нет! Нет! Это уж вы бросьте, матушка. Или знаете что?.. — вдруг прибавил Борис с полувесёлым полу желчным оттенком в голосе. — Потолкуйте вы с Анютой. Попросите её мне найти невесту. Пускай она, из своих здешних приятельниц, какую выберет.

— Что ж, пожалуй. Хоть это и не девичье дело. Но она такая разумная, что её попросить можно. Худого не посоветует?

— Ну, вот вы её и попросите! — резко выговорил Борис и, встав, прибавил будто с угрозой: кого она выберет мне, я тотчас женюсь, — слова не скажу!