После нескольких дней, а может быть даже недель (я не знаю точно, ведь время рядом с ним размывалось, теряя свою точность) проведенных с ним под одной крышей и в одной постели, он объяснил мне загадочную природу моего состояния, настолько никудышнего, что я едва могла шевелиться от боли, раскаленными иглами пронизывающей каждую клеточку моего тела.

— Все дело в том, девочка моя, что я вторгнулся в твою ауру, — безмятежно выписывая пальцем невидимые рисунки на моём оголенном животе пояснил он. — А это всегда больно. Обычно боль проходит менее, чем за сутки. Но ты начала сопротивляться мне. И что самое невероятное — сопротивление идет на подсознательном уровне. Ты даже не осознаешь, что борешься и в то же время, ты сражаешься со мной словно львица, защищающая своих котят. Просто поразительно, — я услышала его смешок, в котором, как мне послышалось сквозь вату в ушах, было неприкрытое восхищение. — Ты сильна, но я сильнее. Намного. Поэтому тебе так больно.

У меня едва хватало сил, чтобы дышать, а не то, чтобы с кем-то сражаться. То безмятежное спокойствие, которым меня накрыло в момент нашей первой встречи прошло, растаяв без следа. Туман в голове хоть и был, но я воспринимала себя и окружающий мир с прежней четкостью и ясностью. То ли я подстроилась и научилась его блокировать, то ли он изменил методы воздействия. Но одно было совершенно очевидным — я находилась рядом с человеком, опаснее и сильнее которого никогда раньше не встречала. И этот человек явно имел какие-то планы на меня.

— Когда это закончится? — спросила я, попробовав перекатиться на бок. Получилось только с третьей попытки, при этом спину от шеи до поясницы прожгло болью, от которой перед глазами замельтешили белые круги. В комнате, где находились лишь я и парень со странными абсолютно черными глазами была большой и окутанной полумраком. В центре высилась задрапированная тяжелым одеялом кровать. Единственным источником света выступал небольшой торшер, стоящий в углу. Он создавал вокруг себя ореол мягкого, убаюкивающего тепло-желтого света, от которого постоянно клонило в сон. Окна отсутствовали, как и какая-либо другая мебель. Сплошные голые стены из темно-бордового кирпича. И пол, застланный пушистым ковром, в котором ноги утопали по самую щиколотку. Я очень хорошо запомнила это ощущение, когда впервые оказалась здесь, в этой каменной тюрьме.

— Как только ты сдашься, — я ощутила движение за своей спиной. Кровать на мгновение прогнулась, когда он встал. Обойдя кровать с другой стороны, парень подошел и встал передо мной. Я лежала, практически уткнувшись лицом в подушку. А потому в поле моего зрения попадали лишь его ноги, облаченные в простые спортивные штаны белого цвета. Словно прочитав мои мысли, он присел, благодаря чему наши лица оказались на одном уровне. Ага, лица, а еще его неприкрытый одеждой торс.

И несмотря на то, что мой мозг плавал в тумане, периодически отключаясь в целях самосохранения, не оценить красоту его тела было невозможно. Смуглая кожа, имеющая тот самый редкий оттенок кофе с молоком, к которому так стремятся все любители бестолковых посиделок на пляжном песке. Прекрасное телосложение — широкие плечи, узкая талия, тренированные мышцы, очерченный пресс.

И в тот момент, самым непристойным образом рассматривая его тренированные руки с проступающими от запястий венами, я вдруг осознала, что никогда раньше не задумывалась о том, насколько привлекательным может быть мужское тело. Что-то заныло в груди и это что-то явно не имело отношения к тому, что переживал в данный момент весь остальной организм. Забыв про своё текущее состояние, я попыталась привстать, подтянув под себя ноги и…заорала от боли, падая обратно в постель и вцепляясь зубами в подушку. Все тело свело ужасающей судорогой.

Когда боль от приступа начала понемногу стихать, я ощутила на своем лице прохладные пальцы. Он легко поглаживал меня по щеке, тихонько напевая что-то на незнакомом языке. Мелодия напоминала колыбельную.

— Урод, — прошипела я сквозь зубы. В подушку. Но он услышал.

17.

— Нет, я далеко не урод, — легко рассмеялся он. И тут же его настроение опять резко изменилось. Холодные пальцы погладили мою щеку, пробежались по шее и спустились к ключице. А голос из веселого плавно превратился в отстраненно-холодный. — Я не хочу тебя ломать. Поэтому…не сопротивляйся мне.

Мне захотелось злобно зашипеть. И сделать еще что-нибудь, пусть даже откровенно глупое. Например, плюнуть ему в лицо. Но я лишь подняла настолько тяжелые веки, будто мне на глаза положили по булыжнику, и посмотрела на него, вложив во взгляд всю имеющуюся у меня ненависть.

Парень лишь легонько усмехнулся, протянул руку и откинул с моего лба мокрую от пота прядь волос.

— Так тебе будет удобнее пытаться испепелить меня взглядом, — все с той же улыбкой пояснил он. — Не отказывай себе в этом удовольствии.

— Сволочь, — вымолвила я, закусывая пересохшую и потрескавшуюся губу. — Меня будут искать.

— И я в этом ни минуты не сомневаюсь, — закивал парень и от этого его движения у меня начало троиться в глазах. — И вполне возможно даже найдут. Но…это ничего не изменит.

Он легко поднялся и направился к выходу. К счастью, дверь здесь присутствовала. Но постоянно была закрыта. Когда ему надоедало изображать бревно рядом со мной на кровати он уходил и створку запирали снаружи. Чем он занимался в то время, когда я то приходила в себя, то опять проваливалась в полусон, не знаю. Но иногда я слышала какие-то звуки из-за двери, а до обоняния доносился мучительно знакомый, но так и не распознанные мною запах.