***

Я просыпаюсь в холодном поту с силой хватая воздух.

– Ты в порядке? – светловолосая девушка мягко касается моего плеча, стараясь успокоить.

– Да. – отвечаю, тяжело дыша.

Я осматриваю темное помещение, разглядеть толпу исхудавших женщин в грязной и порванной одежде удается только благодаря небольшим щелям в стенах, через которые попадает слабый свет.

– Что это за место?

– Мы на корабле, – еле сдерживая слезы отвечает девушка, – работорговцев.

Как на корабле?

Я стараюсь вспомнить что произошло. Вот я добралась до небольшой деревни в Северной Долине. Праздник. Затем крики и толпа всадников. Люди в панике бегут кто куда сбивая друг друга. Всадники хватают женщин и ранят мужчин. Я бегу прочь с остальными, но кто-то сильно бьет меня по голове.

– Что-нибудь известно о том куда нас везут?

– Нет. Мужчина приходит раз в день оставляя немного еды. Мы плывем уже два дня. Десятерых из нас уже успели продать. – произносит девушка, нервно перебирая пальцами.

Я была так долго без сознания?

Затылок неприятно тянет, я касаюсь его рукой, проверяя целостность головы, и нащупываю лишь болезненный синяк.

– Обычно они не бью женщин, чтобы не портить товар…

– Я стала исключением, как всегда. – нервно хихикаю в ответ.

Сначала я удостоилась «чести» родиться пожирателем, стать изгоем, потом лишилась даже места, которое все-таки я называла домом, прожила пару дней у неплохой пары, что подобрала меня в лесу, но приняв меня за сумасшедшую сдали в приют, а оттуда меня перенаправили в лечебницу. Три года я пыталась прийти в себя, борясь со снадобьями, которыми меня пичкали «добрые и всех понимающие» лекари, и раздвоением личности.

Я постоянно чувствовала, что смотрю на себя со стороны. При этом я ощущала чувство потери контроля над своими действиями. Девочка, что сначала была со мной в одной палате, называла меня лгуньей. Я лгала из-за действий во время провалов в памяти, которые часто отрицала. Например, я утверждала, что меня зовут Эйрин, что я отлично дерусь, а также что у меня есть родные, которые скоро придут за мной, и, что у меня каштановый цвет волос, а не белый.

Я несла сущий бред.

Стоило мне немного прийти в себя, как изнутри начинал сжирать страх, что я могу ляпнуть лишнего о себе. У меня возникали навязчивые мысли, воспоминания, кошмары. Я то и дело видела Эйрин, ее воспоминания. За один день я могла пережить все ее шестнадцать лет жизни. Прочувствовать всю ту боль от невозможности приручить свою стихию, обиду на окружающих стихийников, соучеников, видящих в ней только племянницу Властителя, но также я смогла прочувствовать всю, подаренную ей, родительскую любовь и заботу, которой мне так не хватало, и чувство сестринской любви ко мне. Глубоко в подсознании я понимала, что это не мои воспоминания, но не могла контролировать это. Я слышала голоса в голове, которые разговаривали, кричали, выясняли отношения, пробовали командовать. Но я не опускала руки, понимая, что, если не чувствую голода и воспоминания Эйрин у меня, значит что-то пошло не так, когда мы проходили через барьер. Я должна найти ее и все исправить.

Я пришла к выводу, что поглотила часть сил и воспоминаний Эйрин. Эти компоненты стихийника могут надолго прикрыть мою дыру, но я не могу истратить их все, мне нужно вернуть их.

Наконец-то я сменила тактику и вместо того, чтобы противодействовать второй личности я начала принимать ее. Усваивать все что вижу и мысленно фильтровать, и отделять, представляя две корзинки «Хилария» и «Эйрин» в которые я складывала воспоминания.

И вскоре я пришла в себя.

Начала контролировать наплывающие чужие эмоции, голоса. Я начала лишь делать вид, что пью снадобья, что давали мне врачи. И вскоре им пришлось меня выпустить, когда все мои показания оказались в норме.

У меня не было плана, точнее был, но сложно назвать его планом. Я надеялась, что во время путешествия столкнуть с Эйрин или почувствую ее силу. И вот теперь я здесь. Сижу в, пропахнувшем рыбой, трюме на корабле работорговцев вместе с остальными несчастными девушками, оторванными от дома.

– У тебя остался кто дома? – вновь произносит девушка.

– Нет.

– У меня тоже, это успокаивает в какой-то степени, а вот у нее, – девушка кивает в противоположную сторону трюма, где сидит девушка, укутавшись в тонкую шаль, – сын с мужем дома.

Люк над нашими головами противно скрипит и показывается заросшая голова мужчины. Тот моча кидает нам пару лепешек и бурдюков с водой. Женщины спокойно подползают к еде и отламывая кусочек за кусочком начинают передать друг другу. А затем также начинают передавать воду. И все отрывают по маленькому кусочку и делают маленькие глотки воды. Вскоре очередь доходит и до меня. От вида хлеба и воды желудок неприятно сводит. Я, как и остальные, немного отламываю хлеб, делаю маленький глоток воды и передаю последней девушке. После того, как все поели, первые две девушки, что начали трапезу, собирают все, что осталось и складывают вместе в другом конце трюма.

– Как тебя зовут? – обращается ко мне одна из женщин, та самая, у которой остались сын и муж.

На вид ей около двадцати может двадцати пяти лет, как и любой из нас.

– Хилария, а вас? – я обвожу взглядом всех присутствующих женщин.

Все начинают называть свои имена по очереди. Девушку, что спросила мое имя, зовут Дана, блондинку Лина. Также среди нас оказались три Хельги и две Рины. Даже близняшки Роски и Тира.

Так мы проводим в неизвестности еще три дня.

На третий день люк снова открывается над нашими головами. Но днем нам уже принесли еды, а сейчас глубокая ночь.