– В реанимацию, - скомандовал один из врачей.

Ее увезли, мы с Колей все это время не отставали от каталки. Остановится пришлось только перед стеклянной дверью, где крупными красными буквами сверху было написано «Реанимация».

Время шло. Врачи то входили, то выходили. Никто ничего не говорил. Спустя время примчалась Таня.

– Саша!
– ее лицо было бледным.
– Что с ней?

Из ее глаз хлынули слезы. Николай обнял свою жену.

– Огнестрельное, - кратко ответил тот.

– Нет, - она стала падать, но Коля подхватил ее.

– Милая, она сильная, надо верить в нее, - он обнял Таню крепко.

Как бы я хотел сейчас так обнимать ее и успокаивать, что все будет хорошо. Спустя время приехал мой отец и Ольга. Папа пожал руку Николаю:

– Есть новости?

– Нет, врачи ничего не говорят, - Николай сидел с Таней и обнимал ее.

– Ваша дочь — очень смелая девушка, спасла моих сыновей, сразу видно, чья она дочь, - Ольга подошла к Тане и присела рядом с ней, та только глубоко вздохнула.

Под утро я уже еле соображал. Ожидание утомляло. Из реанимации вышел врач:

– У меня нет для вас новостей, - сказал он, после того, как все к нему подпрыгнули.
– Мы боремся за ее жизнь. Операция очень сложная, в кости застряла пуля. Сейчас меня сменить другой хирург, а вам советую всем отдохнуть и придти вечером.

После этого врач ушел. Таня зарыдала в навзрыд. Даже у Коли побежали скупые мужски слезы. О чем говорить, даже я зарыдал и упал на колени. Отец подошел ко мне:

– Поехали, сынок. Выспись, переоденься и я сам тебя привезу позже.

– Я никуда не поеду.

– Твой отец прав, мы тоже поедем, отдохнем, - посмотрел на меня устало Коля.

– Хорошо, - сдался я.

Мы вышли из больницы, приехали домой, нас встретил Леонид, посмотрел на нас виновато. Я ушел в свою комнату. Помылся, переоделся и попытался уснуть. Мне приснилась она, мы танцевали на крыше нашей школы.

Позже меня разбудил отец. За окном было темно, но я увидел его встревоженный взгляд и телефон в руках.

– Это Николай, - протянул он мне трубку.

– Алло, - я прижал чуть холодное стекло к своему уху.

– Ее больше нет, - услышал я всхлип, мое сердце пропустило удар.
– Саша умерла.

– Нет, - я не верил этому.
– Она не могла оставить меня.

– Мне очень жаль, - на заднем плане рыдала Таня, Николай продолжил.
– Врачи не смогли ее спасти.

Коля сбросил вызов. Я еще с минуту сидел с телефоном в руках и не мог поверить в происходящее. Потом я резко подскочил и швырнул телефон об стену.

– Это не правда!
– кричал я.
– Она не могла!

– Оля!
– кричал папа.
– Неси успокоительное!

Я начал разбрасывать вещи вокруг, все ломать, крушить:

– Я не верю в это!
– продолжал я кричать.

Ко мне в комнату вбежала Оля со шприцем в руке и с двумя охранниками.

– Нет! Это не правда! Она жива!
– отступал я от них.

Охранники обежали меня и скрутили. Я брыкался и вырывался. Ко мне подбежал отец и стал помогать им держать меня. Я смог выдернуть руку и в этот момент попал отцу в глаз. Охранники зажали меня еще крепче. В этот момент Ольга воткнула мне укол. Спустя пять минут, моя голова стала кружиться. Я не чувствовал ни рук, ни ног. Охранники утащили меня на кровать.

Все вышли из комнаты, кроме Ольги. Она села рядом со мной и стала поглаживать по голове:

– Мне очень жаль, - она глубоко вздохнула.
– На самом деле, это страшно — найти кого-то, кто приносит в твою жизнь счастье. Начинаешь дарить ей все свое внимание, потому что она заставляет тебя забыть обо всем плохом, что происходит в твоей жизни. Она — первая, с кем хочется говорить утром, и последняя, кому хочется писать перед сном, чтобы начинать и заканчивать день улыбкой. Это звучит просто чудесно, если так подумать, но страшно допустить и мысль о том, как легко и просто потерять такого человека. Как запросто она может уйти и, в свою очередь, забрать с собой это счастье.

Я уснул.

Спустя три дня, мы похоронили Сашу.

Когда пятилетнему ребенку больно, он поднимает шум на весь мир. В десять лет — тихо всхлипывает, а когда исполняется пятнадцать — привыкает зажимать себе рот руками, чтобы никто не слышал ни звука. Кричит безмолвно. Истекает кровью, но этого никто не видит.

Как забавно наблюдать за тем, как человек умирает изнутри. Особенно, если этот человек — ты. Ходишь как живой труп, без эмоций, и лишь изредка улыбаешься, чтоб другие не думали, что у тебя в жизни все плохо. Боже, как это сложно.