— А ты?

— Гей? — спрашивает он, приподняв бровь. — Не особенно, — он улыбается мне. — Тебе совсем не интересно, почему я затащил тебя в ванну, или похоть все еще опустошает мозг?

— Ты пытался убить меня, — удается мне сказать.

— Отчасти ты права, — говорит он, крепче сжимая мои запястья. Мне все еще кажется, что он мог бы переломать все кости простым движением. — Я хотел посмотреть, умрешь ли ты. К счастью, нет. Ты пробыла там десять минут, пока я не отпустил. Не потребовалось ни единого вдоха.

— Отпустил из чего?

— Я могу заставить тебя. Делать в точности то, что я говорю, — твердит он с гордостью в голосе. — Ты часто сопротивляешься, хотя другие люди, даже вампиры, не могут так. Но иногда ты просто такая… уязвимая. И поэтому я пользуюсь преимуществом.

Я дрожу от беспокойства при мысли о том, что он контролирует меня.

— Что ты заставил меня делать?

— Я заставил тебя раздеться. Решил, что тебе нужно принять ванну. Вульф трахал тебя добрых два дня. Весь дом пропах сексом.

Я моргаю, глядя на него.

Два дня?

Меня трахались два дня?

— Тогда я решил испытать тебя, — продолжает он, перенося свой вес на меня. Он все еще твердый. Грозный. Заставляет меня страдать. — Наполнил ванну льдом, заставил тебя залезть в нее. Ты даже не заметила. Значит, температура твоего тела приспосабливается к изменениям. Потом я попросил тебя опустить голову под воду и задержать дыхание.

Я качаю головой, чувствуя, как меня захлестывает гнев.

— Ты заставлял меня покончить с собой, контролируя мой разум!

— О, избавь меня от своей театральности. Скоро ты будешь делать то же самое.

— Я не такая, как ты, — выдавливаю я из себя.

Он наклоняет голову, изучая меня, его зрачки сужаются, возвращается синева. Цвет барвинок под морозом.

— Нет, я полагаю, ты не совсем такая, как я. Но ведь именно поэтому ты здесь, не так ли? Потому что мы добираемся до сути. На дно твоей погребенной правды.

Внезапно он отпускает меня и выпрямляется, откидываясь назад на своих больших бедрах, оседлав меня.

— Ты что, даже не заметила свое тело? Я то думал.

Я поднимаю голову, приподнимаясь на локтях.

И почти кричу.

Мои татуировки.

Все мои татуировки исчезли.

Я задыхаюсь, мои руки пробегают по груди, животу, рукам, бедрам. Исчезли. Все исчезло. Лунный цикл, воробьи, вороны, слова По, баран, Пазузу — все исчезло.

— О боже мой, — кричу я, прижимая руки ко рту, больше не узнавая свое тело. Тот факт, что я совершенно голая под Абсолоном, даже не имеет значения.

— Давай, — устало говорит он. Встает на ноги, наклоняется и хватает меня за предплечья, поднимая так, словно я сделана из пыли.

Я нетвердо стою на ногах, и он отпускает меня, потянувшись за белой ночнушкой, висящей на крючке.

— Одевайся, — говорит он, надевая ее на меня. На этот раз он меня не принуждает, просто мне все равно.

Я оцепенело смотрю на свои руки, в ужасе, в шоке.

Какая еще часть меня исчезнет следующей?

Душа?

— Нет, — шепчу я, в глазах стоят слезы. — Все пропало.

— Все шрамы, которые ты получила в течение своей жизни, исчезли, включая татуировки, — мягко говорит он. — Вот так вот.

— Вот так вот? — восклицаю я. — Эти татуировки кое-что значили для меня!

Он бросает на меня сухой взгляд.

— Да, я уверен, что эмблема группы «Nine Inch Nails» на пояснице была наполнена глубоким смыслом.

— Пошел ты, — рычу я.

— Ругань в мой адрес их не вернет. Это часть перемен, — говорит он, засовывая руки в карманы и пристально глядя на меня. — Я говорил, что когда-то тоже был покрыт ими. Вероятно, у них была та же цель, что и у твоих.

— Цель?

— Думаю, пришло время провести экскурсию по дому. Сейчас у тебя пауза. Между вожделением и жаждой крови. Именно тогда ты сможешь начать учиться.

Я закрываю лицо руками, качая головой.

— Ничего вообще не понимаю.

— Я понимаю, каково это. Большинство вампиров знают о том, кто они такие, с рождения. Они проводят свои первые двадцать один год в ожидании этого особенного дня. Однако тебе лгали с самого начала. И не абы кто. А ведьмы.

О мой бог.

Мои руки опускаются.