— Он спросил, позолоченный ли у меня пистолет. Кто пустил этот слух?! У меня что, настолько всё плохо со вкусом?

— Но что-то в твоём пистолете определённо позолочено.

— Узор на рукоятке! Всего лишь узор на рукоятке! Но это не значит, что пистолет позолочен целиком!

— Не значит…

Стомефи водрузил оружие в кобуру и оглядел человека в белом с ног до головы.

— Ну что, на следующей неделе ещё партеечку? Хотя, смысл. Цель утеряна, а на отдельных дегенератов уже давно неинтересно…

— Либо игра перешла на новый уровень, — выдавил, отворачиваясь, Азария.

— Похоже. А на данный момент я признаю пат. — Стомефи обнажил руки, как следует почесал их и снова надел перчатки. — Подбросить?

Азария передёрнул плечами.

Чёрный камень, чёрные сердца. Проблеск

Тьма и тени опутывали дорогу из Заброшенной церкви в Чернокаменск. Человек в белом упорно месил обочину просёлочной дороги. Несколько километров назад он потерял шапку, которая зацепилась за нависающий над дорогой сук и укатилась, подхваченная ветром, в беспроглядное чрево леса.

Бывает, что идти дальше не хватает сил, а плюхаться в жидкую грязь не хочется. Тогда только и остаётся, что замереть, сдавливая в груди вой беспомощности, и ждать — непонятно чего. В этот миг над Заброшенной церковью и пролетел самолёт, следующий по рейсу Чернокаменск-Саратов. Рейс этот не запомнится ничем, кроме бюрократической ошибки, из-за которой на борту стального гиганта обнаружат незарегистрированного пассажира, который, впрочем, исправно заплатил за билет и имел при себе все необходимые документы.

Но это уже совсем другая история, которая, как ни хотелось бы Азарии, ничего с нашей общего не имеет.

4. Фанерон

Ведь в конце концов все мы ищем лишь себя

Фанерон. Мистерия

Леди полной грудью вдыхает прохладу, что врывается в покои с призраками полупрозрачных тюлей. Локоны русыми волнами стелятся по парчовой подушке. Глаза под закрытыми веками устремлены в потолок. Из-под кружевного одеяла выглядывает ладонь бледнее лунной дорожки, мерцающей здесь же, на зеркальном полу. Губы шевелятся, тщась высказать нечто иррациональное. В лунных отблесках сереет мебель с тяжёлой печатью барокко. Стоял июль 1839-го.

Недобрая тень омрачает мрамор балкона и, скользнув меж развевающихся призраков, подбирается к Леди. Руки, очернённые перчатками, натягивают шёлковую удавку. С грацией ночного хищника Убийца проплывает к изголовью. Когда Леди поймёт, что воздуха не хватает, будет слишком поздно. Последний вздох он заберёт тем, что стороны может показаться поцелуем. О, нет! Ублюдок вдохнул остатки её жизни — как иные грязными пальцами крошат лепестки сушёной розы.

Леди не движется. Трухлявый кокон, лишённый содержимого. Убийца сворачивает удавку в карман и точно дурной сон покидает спальню.

Чёрные вихри рождаются в воздухе, щепка за щепкой сметая комнату в зыбкую пустоту. Из вихря же возникший Убийца помогает даме встать — за миг до того, как её ложе растворится в ветрах энтропии. Рука об руку они подходят к краю подмостков и кланяются двум созерцателям во мраке.

…Аплодировал только Искатель. Стены, чей вкрадчивый шёпот веками назад потерял всякую осмысленность, гулко резонировали от его рукоплесканий.

— Тебе-то что не так? — спросил он у помрачневшего Зрителя.

— Последнее время я тяготею, ну знаешь, к реалистичности. А эти манерны как…

— Ну же, — подбодрил улыбкой Искатель. — Не сдерживайся.

— Театральность. Надуманный внутренний конфликт. Странная романтичность, которая так нравится тринадцатилетним девочкам вне зависимости от биологического возраста. Это абсурд! Хуже него только тот ассасин-собачник. Предпочитаю мистерии профессионалов.

— Да кому интересны сценки про долгое, нудное планирование? Где ничего не происходит, только человек в трусах чистит стволы и собирает информацию в интернете? А самое смешное, когда не в интернете, то просто уходит со сцены, и надо часами ждать, пока он вернётся. Потому что — профессиональная тайна. А то, как они делают главное… Выстрел — и всё. Ни драмы, ни переживаний. Куда это годится?

— В том и суть! — воскликнул Зритель, но огонь его потух, не успев разгореться. — Ладно. Его право быть таким, каков он есть. Литературный убийца… На то нам и Мистерии. Кажется, я один переболел этой театральщиной.

— И почему ты до сих пор не спелся с Критиканом?

— Я бы не против. Но последнюю пару лет вижу только вас троих. Остальные давным-давно на Земле. Странно, что ты до сих пор нет — с твоим-то Аспектом. У тебя, кажется, гость.