В центре зала, от пола до потолка тянулся герметичный стеклянный цилиндр, в котором шипел не имеющий ни начала, ни конца поток воды. Сенсоров здесь не было, как и матюгальников, поэтому Аримович не выпрыгивал из каждого встречного стекла.

Зато в укромной нише между двумя витринами Алан заприметил небольшой проектор, направленный на лист ватмана. К проектору был прилеплен фиолетовый стикер с надписью «только для Алана». Только странник посмел отойти от этой безыскусной ловушки, как проектор включился сам. На ватмане вспыхнул Аримович в шансоновской кожанке.

— Кто же ещё… — вздохнул Алан, приближаясь к этому почти голографическому цирку.

— Если ты видишь это, Алан Ерофеич, значит, тебя подставили, — сообщил Аримович, не сводя взгляда с объектива записывающей его камеры. — Не верь Стомефи. Он был мне братом, но едва полезность моей жизни стала перевешивать полезность моей смерти, эта мразь замочила меня в твоём номере. Из личного позолоченного пистолета. Думаешь, ты один такой Похититель? Нет, парень. Каждый Аспект уникален, но ему соответствуют тысячи таких вот Аланов, Мартинов, Иванычей. Ты потерпишь поражение, и Стомефи раздавит тебя как таракана. Мне повезло, я успел заиметь могущественного покровителя, который отцифровал мою личность. Беги, Алан. Скорее всего, у тебя есть время. Только никаких поездов и самолётов.

Что-то щёлкнуло внутри проектора, и изображение по всем канонам Lunar Tunes накрылось диафрагмой. Из вентиляционных отверстий устройства повалил едкий дымок.

«Оставить в публичном месте сообщение для одного адресата… Грандмастеры хреновы, конспирологи…»

Порыскав по пятому этажу, Алан понял, что Сердца в варварской для этих краёв античности он не найдёт. Пришлось спускаться на этаж средневековья. Точно такие же витрины, в центре точно такой же стеклянный цилиндр, и совсем другая атмосфера — деревянная, кольчужная, с рукавами в пол. Оружия здесь было поменьше, зато орудиями труда можно было бы воссоздать добротную деревеньку ролевиков. Собственно, в средние века Чернокаменск и был деревенькой…

Алан быстро понял, что на сей раз он не один. Самый настоящий, из плоти и крови, мужичок рассматривал явно воссозданную телегу и обернулся на звук его шагов. Завидев Алана, он поправил бейджик с именем и спросил:

— У вас с экскурсией?

Львиноподная улыбка зацементировала позвоночник Алана.

— А, вы, — закивал «гид». — Уж вас-то я не ожидал. Узнаёте?

— Аримович…

— Весьма рад, что помните это имя. Человек живёт ровно до тех пор, пока его помнят… Впрочем, не только человек.

— И пудель Анатолий.

— И пудель Анатолий, — легко согласился «гид». — Что бы это ни значило. Но всё же я не Аримович. Я его брат.

— Близнец…

— Как наблюдательно. Знаете, сейчас, когда я вот так глупо подставился, возникает любопытная дилемма…

— Убрали ли единственного свидетеля вашего преступления?

— Всё верно. Почему вас не забрали ещё в номере? Вы попали под чью-то протекцию?

— Это не ваше дело.

— Это вполне сойдёт за ответ, — кивнул «гид».

Молчание повисло как взмах топора.

— И как мы разрешим нашу проблему? — первым не выдержал Алан.

— Просто. Вы ведь не докажете, что я был здесь, — ответил «гид» и больно толкнул его в грудь. Вспышка боли ослепила Алана, запечатлев на сетчатке самодовольную львиноподобную физию.

— Таксист, гид, выродок… — проскрипел он, протирая глаза. Таинственный близнец испарился, как туман поутру. — В asshole средневековье.

Третий этаж был посвящён династии Романовых. Конца и края фонтану было ещё не видно, хотя шум воды определённо усилился. Витрины, по понятной причине, стояли намного плотней. Не обращая внимания ни на что, Алан приблизился к единственной витрине, где отражалось лицо Аримовича.

— Глянь-ка, — посоветовало лицо, немыслимым образом кивая на экспонат за стеклом.

— Журнал «Вестник», январь тысяча восемьсот восемьдесят шестого года, — с толикой удивления прочитал Алан вторую в этом псих-музее табличку. — И что?

— А то, — ответило лицо, — что в этом номере напечатали первую часть «Преступления и наказания». Как тебе намёк?

— Пора писать роман про шлюху и самолюбивого студента?

Лицо закатило глаза.

— Как ты думаешь, почему я так настойчиво являюсь тебе?

— Потому что ты занудный asshole?

— Твоя маска саркастичного псевдоинтеллектуала начинает надоедать.

— Ага.

— Ты не задумывался, мальчик, что совесть побаливает? Нет?

— С чего бы?

— Кто-то из умников заявлял, что лучшая память — это способная забывать всё, что хочется. Ты овладел этим искусством в совершенстве.

— Вряд ли. Но лестно, когда…

— Так что, вспомнил?

— Нет.

— Тогда я буду надоедать тебе вплоть до комнаты с мягкими стенами. Да и там тоже…