– Конечно. Он был очень заинтересован в "норыгинском наследстве". Если бы розыски Бонэ и Бурлак-Стрельцова увенчались успехом, то это дало бы ему и Бурлак-Стрельцову миллионные барыши.

– Вы только поэтому думаете, что он знал о цели поездки?

– Нет, не только. Елпатов мне сам об этом говорил. Он финансировал командировку Бонэ, посулив тому в случае удачи двадцать тысяч рублей и пожизненный пенсион ему и его супруге. Бонэ со свойственным ему бескорыстием отказался от какого-либо вознаграждения. Он считал, что норыгинское наследство должно принадлежать России и способствовать его поискам - долг каждого русского патриота.

– Елпатов и Бурлак-Стрельцов заключали какое-нибудь соглашение на тот случай, если норыгинское наследство будет обнаружено?

– Насколько мне известно, только устное, хотя Елпатов и считал господина Стрельцова малонадежным партнером.

– Для этого были основания?

– Да. Господин Бурлак-Стрельцов никогда не отличался в делах особой щепетильностью, а к тому времени его финансовое положение оставляло желать лучшего, что могло оказать дополнительное влияние на его подход к деловым отношениям.

– То есть мог и смошенничать?

– Я этого не говорил. Я говорил лишь об отсутствии излишней щепетильности и расстройстве дел.

– Если такая формулировка вас больше устраивает, я не возражаю, - сказал Косачевский, который уже до этого составил себе представление о Бурлак-Стрельцове.
– Но давайте вернемся к их устному соглашению. К чему оно сводилось?

– Перед отъездом во Ржев Бурлак-Стрельцов зашел ко мне.

– Чтобы поделиться своими планами, как облагодетельствовать Россию?

– Нет, чтобы занять деньги - пятьсот рублей, которые он обещал мне вернуть после получения наследства.

– Кстати, наследство было большим?

– Двухэтажный каменный дом, который он собирался продать, и около двадцати тысяч деньгами и ценными бумагами. Учитывая широкий образ жизни господина Стрельцова, такое наследство трудно признать большим. Как говорится, на один зуб.

– Понятно.

– Я выписал ему вексель на пятьсот рублей, и он мне сказал, что, если удастся разыскать бумаги Норыгина, то Елпатов возьмет его компаньоном в новое красильное дело и выплатит ему пятьдесят тысяч рублей наличными, что даст ему возможность полностью преодолеть финансовые трудности. Бурлак-Стрельцов, которому весьма свойственно прожектерство, очень надеялся на успех и строил воздушные замки.

– Его ожидания оправдались?

– Нет. Поездка во Ржев закончилась полнейшей неудачей. Им тогда ничего не удалось найти.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно. Бурлак-Стрельцов был очень разочарован, так как рассчитывал на большие деньги. Он даже собирался одно время продавать свой особняк в Москве и собрание произведений искусства, в том числе и восточные ковры, к которым и я тогда приценивался. Но потом ему повезло в карты, и все образовалось. Разочарован, понятно, был и Елпатов. Они потеряли надежду отыскать норыгинское наследство. "Легенда", - сказал мне Елпатов.

– И тем не менее Бонэ в том же году вновь посетил Ржев?

– Да.

– И вновь в поисках норыгинского наследства?

– Да.

– Елпатов знал и об этой поездке?

– Разумеется, ведь Александр Яковлевич служил у него. Александр Яковлевич вообще ничего не скрывал от Елпатова.

– Чем была вызвана эта поездка, новыми сведениями?

– Насколько мне известно, нет.

– А чем же?

– Александр Яковлевич был по натуре оптимистом и умел заразить этим оптимизмом других, в том числе и Елпатова. Он почти никогда не отказывался от задуманного.

– В данном случае его оптимизм оправдался?

– Мне трудно исчерпывающе ответить на ваш вопрос, господин Косачевский. С самим Александром Яковлевичем относительно его вторичного посещения Ржева я не беседовал. Как-то не приходилось к слову. Но в ноябре 1916 года я случайно встретился с господином Елпатовым в бильярдной купеческого клуба. Во время нашего краткого разговора я между прочим спросил у него о норыгинском наследстве. Елпатов ответил, что особых новостей покуда нет, но некоторые шансы на успех после вторичной поездки Бонэ во Ржев все-таки появились. По его словам, Александру Яковлевичу удалось разыскать кого-то из родственников Норыгина, и тот подтвердил, что сафьяновый портфель существует, что он хранится у внука Аистова, но тот теперь в действующей армии на фронте. "Так что, пошутил Елпатов, только и делаю, что еженощно молю господа о здравии раба божьего Егория".

– Это так надо понимать, что внука Аистова, у которого якобы находится портфель, зовут Егором или Георгием?

– Видимо.

– С чем была связана последняя поездка Бонэ во Ржев?

– Не знаю.

– Елпатов, Бурлак-Стрельцов или Бонэ вам что-нибудь о ней говорили?

– Нет. Но я предполагаю, что она тоже была каким-то образом связана с норыгинским наследством.

– Елпатов знал об убийстве Бонэ?

– Думаю, что да.

– Почему?

– О смерти Александра Яковлевича мне на второй день телефонировал господин Стрельцов, а Стрельцов и Елпатов, насколько мне известно, поддерживают постоянные отношения. В частности, Стрельцов обратился в Московский Совдеп за получением охранной грамоты на свои собрания по совету Елпатова. Поэтому трудно предположить, чтобы Стрельцов уведомил об этой прискорбной вести меня, но не поставил в известность Елпатова, с которым довольно часто общался по различным делам. Между ними всегда были отношения, которые можно назвать дружественными, а Бонэ ведь был служащим Елпатова, и его судьба была для господина Елпатова небезразлична. Да и вдова покойного живет в доме Елпатова. Невероятно, чтобы она не сказала ему о постигшем ее несчастье.