– Ну как, товарищи?

– Что ж, показывайте свои ковры, - сказал Бурлак-Стрельцову Иван Иванович.
– Мы хотели дождаться еще одного члена комиссии, специалиста по коврам. Но, учитывая, что его до сих пор нет... Впрочем, товарищ Косачевский, насколько я знаю, сможет его в какой-то степени заменить. Так, Леонид Борисович?

Косачевский сделал неопределенный жест рукой, который мог обозначать все что угодно, в том числе и согласие со словами Ивана Ивановича.

Бурлак-Стрельцов изобразил на лице приятное удивление.

– Вы, оказывается, разбираетесь в коврах?

– До революции я некоторое время служил у Елпатова,- объяснил Косачевский.

– Ах вон как!
– Хозяин особняка был в восторге.
– Это просто замечательно! Подумать только, у самого Елпатова! Тогда вы, вне всякого сомнения, сможете по достоинству оценить мое собрание. Господин Елпатов тончайший знаток. Его мнение для меня всегда было законом. Кстати, в шестнадцатом я, по рекомендации господина Мансфельда - изволили знать такого?
– приобрел у него два великолепных антика, которые теперь составляют мою гордость.

В собрании Бурлак-Стрельцова, которое занимало, помимо диванной, еще две примыкающие к ней комнаты, насчитывалось около шестидесяти ковров различных размеров. Тут были яркие, похожие на экзотические гигантские цветы "галаче" XV века из южной Индии с широкой каймой и традиционными лотосами - в виде бутонов и распускающихся цветов; красные и темно-синие старые афганы с граблями и песочными часами на бордюре, с рядами восьмиугольников и мотивом следа слоновьей ступни; поражающие четкостью рисунка и контрастностью расцветки ковры XVI века из Армении с изображением борьбы между драконами и фениксами.

Бурлак-Стрельцов подвел Косачевского к висящему на стене большому "звериному" ковру, где в центральном поле среди сложного переплетения цветочной орнаментики были изображены леопарды, преследующие благородных оленей.

– Десять тысяч рублей золотом, - не без гордости сказал он.
– У французского консула сторговал - пятнадцать тысяч сукин сын просил. Еле уломал. XVI век.

Красочный многоцветный ковер отливал благородной сединой столетий ковровой патиной.

– Бобер, истинный бобер, - говорил Бурлак-Стрельцов, любовно поглаживая ковер ладонью.

Косачевский потер между двумя пальцами ворс ковра. Он был жестким и сухим. Ворс "антиков" обычно более мягок и эластичен. Бонэ называл XIX и XX века веками фальсификаций.

"Когда-то седина была верным признаком "антиков", - говорил он Косачевскому, - а теперь ковровая патина зачастую свидетельствует лишь о степени квалификации жуликов и о их знакомстве с химией".

Косачевский посмотрел на светящееся тихим восторгом лицо Бурлак-Стрельцова, который продолжал гладить ковер, и ласково сказал:

– Боюсь, что вас надули.

Бурлак-Стрельцов не понял.

– Да, я знаю, что переплатил, - самодовольно и благодушно откликнулся он.
– Но я не жалею об этом. Уж больно хорош.

– Я о другом.

– Простите?..

– Ковер-то из новых.

– То есть?

– Подделка под "антик".

Бурлак-Стрельцов снисходительно улыбнулся.

– Ну что вы, господин Косачевский! Посмотрите только, какая великолепная патина! Такую патину искусственно не создашь.

– Вы недооцениваете мастерство нынешних умельцев, - нравоучительно сказал Косачевский.
– А зря. В человека надо верить. Вот, пожалуйста.
– Косачевский разогнул ворс ковра.
– Обратите внимание на места вязки узлов. Видите? Они значительно живее окрашены, чем ворс. О чем это свидетельствует? То-то и оно. И густота ворса неоднородная. А тут нити утка видны... Чтобы нейтрализовать действие кислоты, щелочь пораньше применять следует. А они снебрежничали, вот и сожгли кислотой.

– Вы думаете, кислота?

– Да. Скорей всего, лимонная.

К ним подошел, заинтересовавшись разговором, Белов. Осмотрел места вязки узлов, засмеялся, демонстрируя молодые, белые, как кипень, зубы.

– О чем разговор? Конечно же, кислота и, конечно же, лимонная. Какие тут сомнения? Видите, какие узелки, Иван Иванович? А сработано неплохо - первый сорт. Сколько заплатили? Десять тысяч? За такую работу не так уж дорого. Мастер работал. Но вам, Леонид Борисович, надлежит свои таланты растрачивать не в Совете милиции, а у нас в комиссии. Уж больно у вас глаза приметливы.

– В Совете милиции такие глаза тоже не помеха, - заверил его Косачевский.

Бурлак-Стрельцов растерянно смотрел на ковер.

– Консул производил впечатление порядочного человека...

– Такое впечатление производят все жулики, - нравоучительно заметил Косачевский.
– Впрочем, консула тоже могли обмануть.

* * *

На квартиру Бонэ Косачевский позвонил поздно вечером. К аппарату подошла Варвара Михайловна. Косачевский назвал себя и попросил Бонэ.

– А разве Александр Яковлевич не с вами?
– удивилась Варвара Михайловна.