Шрифт:
— А это что такое? — спросил я, уже почуяв что вещь явно потусторонняя.
— А это милок тот самый коготь, что мой муж покойничек показывал перед смертью и который, как я думала, навсегда пропал — сказала тетушка Авдотья и отпустив зазубренный клинок, брезгливо вытерла руку о подол ночнушки.
Глава 8
«Началось в колхозе утро»!
Деревня Артельная.
8:00 утра.
— Это кому же ты лейтенант, такому серьёзному из местных авторитетов дорогу перешёл? Да так перешёл, что он на тебя цельную ватагу старателей натравили? — спросил дед Щукарь. Затем он задумчиво покачал головой и продолжил ходить вдоль рядка трупов, выложенного в старом хлеву. — Смотри ка ты, да Коля Косой всех своих, из малин на дело вытащил. Это Барсук из бывших наших деревенских, вон того Шмелём обзывали кажись, а это Семёныч, знатный браконьер с Тринадцатого километра. — Дед указал на пулеметчика и почесал затылок. — Даже и не знал, что он вместе с Косым золотишко моет.
— Значит он всех на дело собрал, кого только смог — резюмировал я.
— Всех, притом это не в сезон и не на промысел. Половину мужиков я знаю, нескольких видел мельком, а вот этих четверых я не узнаю — Щукарь поторкал мозолистым пальцем по рядку мертвецов, указав поочередно неопознанные трупы. Да и про того рыжего, про которого ты рассказал, я раньше ничего не слышал.
— Я думаю это за мной из Москвы след тянется. Кто-то всё-таки решил нарушить договор и убрать занозу — предположил я.
— Я тебе лейтенант сейчас не про этот след толкую. Твоя правда, корни твоих бед точно в Москве надо искать. Да только чтобы старатели так организованно собрались, да бездумно попёрлись тебя штурмовать с обрезами наперевес, для этого кто-то из местного совета, должен был на Косого выйти и ему приказать. Сам пойми, у Коли Косого золотой общак имеется, так что просто деньгами его не купишь. Тут на него должен был очень авторитетный человек надавить, и подкрепить свои слова некой шкурной заинтересованностью для самого Косого и его людей.
— Перед нападением они говорили о какой-то цене, которая вроде как уже уплачена.
— Вот-вот и я тебя лейтенант уверяю, это точно не пачки Советских червонцев.
— Кстати, денег я у них по карманам я мало нашёл. На всю толпу, меньше двух сотен рублей — признался я.
— Оно и понятно, кто ж в тайгу деньги берёт, они тут ни к чему. А вот то что ты им всем бошки прострелил это молодец, а то ведь у нас тут всякое случается со свежими мертвецами. А с простреленной башкой, никто из них уж точно подняться не сможет и по округе ходить, грибников пугать.
— А что у вас тут и некроманты свои имеются? — немного удивился я.
— Ну не знаю, сам таких давно не встречал. А вот ходячих покойников видел и не раз, и тайгу от них бывало чистил. Бабка Матрёна говорит, что это непотребство, дело рук черного охотника.
Ещё раз осмотрев тела, дед Щукарь ловко собрал самокрутку и закурил. Затем указал на трупы и на дом.
— А Авдотьюшка как, этих видала или не? — спросил он.
— Нет, после того как я её из подпола вытянул, она от пережитого, да от нервов, даже ходить не могла. Пришлось её валерьянкой отпаивать. Так что я их всех успел сюда стащить, да кровь кое где подтереть. Конечно она все слышала и может чего в окно и углядела, но после боя вопросов лишних не задавала.
— Это хорошо. Меньше Авдотьюшка непотребства увидит, крепче спать будет. А когда на станцию Крайнюю вернётся, бабка Матрёна её хорошенько почистит — сказал дед Щукарь и указал на баню. — Ну что, пойдем теперь твоего взятого языка немного пораспрашиваем.
Добравшись до почти не повреждённого сруба, мы зашли в предбанник и уставились на привязанного к лавке, высокого, молодого старателя, носящего в ватаге, погоняло Шпала.
Едва увидев Щукаря, парень сразу заёрзал и испуганно заозирался, словно в поисках помощи.
— А вот и Шпала нарисовался. Ещё один из местных дураков-лиходеев. В лесхозе, трактористом раньше работал, а потом трактор в болоте спьяну утопил и его их трактористов выгнали — дед мигом опознал пленника и его лицо стало непроницаемо-каменным. — Кстати этот полудурок, один из однокашников моего Севки, а мать его до сих пор в сельсовете секретаршей работает.
— Павел Лукич, я правда не хотел сюда идти, я просто в карты пацанам проигрался и много должен остался. А это большие деньги. Вот они меня и заставили — не выдержав тяжёлого взгляда, начал скороговоркой оправдываться Шпала.