Дед недовольно покачал головой.

— Ничего Павел Лукич, поймаем мы того рыжего, подробно его расспросим и узнаем, кто таков и откуда такой умелый нарисовался в этих гиблых местах.

Мерин послушно топал вперёд, и за неспешной беседой не о чём, телега неспешно преодолела с десяток километров. А когда впереди забрезжил лесной просвет, с появившимся в нём силуэтом большого кирпичного здания, дед Щукарь натянул вожжи и остановил лошадь.

— Ну вот лейтенант мы и прибыли — сказал он.

— Значит это и есть обогатительный цех прииска? — сразу понял я.

— Он самый, но только ты туда сейчас идти даже не намыливайся. Я тебя туда не пущу. И не смотри так, во-первых, это опасно, а во-вторых, у нас всё равно с собой ни снаряжения нужного, ни боеприпаса правильного нет — разъяснил он. — Так что пока ограничимся осмотром объекта издалека.

Если честно, то в этот момент мне захотелось немного урезонить деда, сходить и самому всё посмотреть. Однако благоразумие заставила отбросить хотелки, и перестав нестись галопом по неприятностям, продолжить впитывать постепенно информацию, исходящую от опытного человека.

Свернув на заросшую грунтовку, мы проехали ещё метров пятьсот и остановились на небольшом участке леса, на котором стояли остовы нескольких давно сгоревших автомобилей. Судя по остаткам забора, оплетенного колючей проволокой, во времена работы прииска, тут размещалась стоянка. А чуть дальше виднелось несколько деревянных и давно развалившихся построек.

Вот рядом с одной из них, телега и остановилась. Тут Щукарь открыл вмурованный в землю, герметизированный люк и заставил меня замотать рот мокрой тряпкой.

— Ну что ж приступим — изрёк он и указал на ноги трупа, лежавшего на самом верху.

А дальше мы начали подтаскивать мертвяков к груде трухлявых брёвен и скидывать их в темное жерло люка, из которого нестерпимо несло мощной химозой. Судя по появившемуся во рту, сладковатому привкуса, основным химическим элементом, в той смеси, что оставалось в зарытой цистерне, была соляная кислота, так что насчёт надёжности способа уничтожения тел я не сомневался.

Конечно, за долгие годы, состав раствора выдохся и потерял прежние свойства, но химия все равно постепенно сделает свое дело. К тому же судя по зарослям сюда очень давно никто не лез, и вполне возможно кроме деда Щукаря, про наличие в природе этого места никто не в курсе.

— Даже не смотри туда и тень свою шуструю на разведку не отправляй — предупредил дед, когда мы снова выбрались на дорогу и мой взгляд опять начал гулять по кирпичному цеху. — Пусть лихо до поры спит. Придет пора сами наведаемся. А пока нам к охоте завтрашней нужно готовиться.

— Павел Лукич, а ты моих теневиков правда видишь? — спросил я, вспомнив как он походя развоплотил призрака, оказавшегося у него на пути.

— Вижу я оторванную от человека тень, а кому она принадлежит понять не сложно, стоит свой огонек запалить, и тень сама истинное лицо покажет.

— А ещё чего-нибудь необычного вокруг себя видишь? А если видишь, может расскажешь о том? А то ведь ты у нас человек опытный, не чета мне скороспелому Ведьмаку, которому если честно, то почти всё в новинку.

— С годами я много чего начал замечать, на что раньше внимание не обращал. Да ещё силу начал по запаху чуять, словно пёс охотничий. Из-за этого я и среди людей долго ходить не могу. А если в райцентр приходится заехать, так и вовсе душой болеть, да чахнуть начинаю.

— А потустороннее видишь часто? — спросил я, воспользовавшись моментом откровения.

Выслушав новый вопрос, дед Щукарь потрогал свою трёхлинейку, лежавшую на телеге, и усевшись рядом с ней на солому, достал кисет.

— Вижу всякое, но не часто. — Признался он и тяжко вздохнул. — Этот мир, он Гена очень непрост и является только мелкой частью чего-то большего. И грань, за которой это большее прячется, настолько тонка, что я вообще не знаю, как нас не сметает та сила, которая за ней клокочет, словно поток горной реки. Однако, она нас почти не касается и только через мелкие трещинки сюда проникает всякое разное непотребство. Когда ты только появился, ещё там на старом, мазутное болоте, я и тебя едва не принял за одного из тех, кто из серых пределов просачивается и в тела людские без спросу забирается.

— А если это и вправду так? — сказал я, невольно вспомнив как после собственной смерти в ином мире, проник в этот и занял точную копию своего тела.

А ведь по идее я тоже чужой приживалец. И судя по тому стирающему воспоминания урагану, что во время перехода меня кружил непонятное количество времени, я и в серых пределах тогда побывал, но ничего не запомнил из того что там творилось.

Правда в этой теории имелся немалый прокол, призрачные зеркальные порталы, которые не пропускали истинную суть иных, меня почему-то хоть и с пролагом, но пропускали.