Шрифт:
Одно хорошо – кормили сытно! А в остальном… Потекли беспросветные противозаконные будни: рано утром Шепелявый (парень без двух передних зубов, отчего он и впрямь смешно разговаривал) отвозил меня на рынок – шумное место, где горланили продавцы и толклись покупатели самого разнообразного товара: от портняжного наперстка до рояля.
Ну, продавцов я еще мог понять: зачем в доме рояль, когда есть нечего?! А вот причину, по которой он понадобился покупателям, постичь не сумел. Красивый, конечно, спору нет: огромный черный полированный, с золотыми канделябрами. Но ведь Люди не грызуны, чтобы в голодное время музыкальными инструментами питаться?!
Не хочу показаться нескромным, но мои выступления пользовались популярностью как у тех, кто торговал, так и у тех, кто собирался тратить деньги. Ради последних я освоил даже хождение по тонкой перекладине и еще пару акробатических трюков – только бы привлечь их внимание и втолковать, чтобы лучше следили за карманами и сумками! Но где там! Голосок-то у меня тонкий! Кричи не кричи – осторожно, мол, будьте бдительны, а они пальцами в клетку тычут и (простите, лошадки!) ржут… Потом хвать – а покупательская способность уже переместилась в карманы какого-нибудь беспризорника (шантрапы, как обозвала их «краля»), и даже след ее простыл!
Дней так через несколько попробовал я сменить тактику: вместо того чтобы «на сцене» блистать, забивался в угол и сидел насупившись. Однако получилось только хуже – вместе с изменением «репертуара» поменялась и публика. Теперь на меня приходили поглазеть жалостливые бабульки и барышни. И пока они вздыхали и охали, какой я несчастный и, наверное, больной, мои «подельники» опустошали их кошельки и ридикюли!
Совсем я отчаялся! Даже подумывал, не объявить ли голодовку в знак неодобрения противоправных действий? Но рассудил, что обездвиженный слабостью (чуть было не сказал – обезжиренный) привлеку еще больше сочувствия порядочных Людей, и тогда плакали их сбережения и покупки!
Оставалось надеяться, что перемены в жизни сами как-нибудь наступят. Раньше ведь они меня не спрашивали! Наступали, когда им вздумается! И вот такой день (точнее, вечер) пришел…
Глава двадцать пятая, в которой Пафнутий воспользовался умениями
Из кучи народа, которая то появлялась, то исчезала, лишь я один был в этой таинственной квартире величиной постоянной (ну, за исключением часов «работы»). Тесная тюрьма (именно так я решил именовать клетку, чтобы хоть немного искупить вину перед жертвами моего несравненного обаяния) закрывалась снаружи на крючок. И только бестолковые бандиты могли рассчитывать, что сие незамысловатое сооружение удержит внутри «тварь с интеллектом»! Конечно же, я давным-давно научился пользоваться простеньким запором и гулял ночами по «пещере Алладина».
Я сумел бы даже убежать: приготовиться к старту, когда в замочной скважине поворачивался ключ (точнее, скважинах, потому что замков было несколько), и выскользнуть, когда дверь открывалась. Тем более что времени на маневр оставалось бы в избытке, так как обычно в квартиру заносили какое-нибудь добро (чужое, разумеется) и это длилось пару секунд, а то и минут (зависело от размеров предмета мебели или искусства).
Останавливало меня полное незнание города и мороз, который врывался в прихожую и напоминал о не подходящем для побега сезоне. Оставалось ждать либо потепления, либо следующего поворота моей зигзагообразной судьбы. Как я уже сказал ранее, произошло последнее…
«Тюремщики» часто обсуждали разбойные планы, не стесняясь посторонних ушей, то есть моих, круглых и мягких (возможно, они воспринимали меня как члена шайки, а потому и не таились). Я к этим разговорам привык и не особенно прислушивался, но в тот раз встрепенулся, уловив знакомое название. Впрочем, приведу беседу целиком с переводом на нормальный язык (за прошедший период научился более-менее понимать чудные слова и выражения, которыми пестрела бандитская речь).
– Сегодня по Гороховой работать будем. (Тут-то я и навострил мои замечательные уши.) Особнячок там приметили. Три квартиры в трех этажах. Хозяев нет. Переселенцев тоже. Только двое пацанят. Через окно, видать, влезли, а теперь через дверь ходят – ключ нашли.
(Обморок в такой момент оказался бы совсем некстати, и я усилием воли вернул внезапно покинувшие меня силы, чтобы не упустить важную информацию.)
«Краля» (а именно ей докладывал «чубатый» о планах на вечер) выпустила ему в лицо струю дыма от папиросы, вставленной в длинный мундштук (как он только не задохнулся не сходя с места?!):
– Далеко от конторы?
– На другом конце. Не волнуйся, там тихо. Но поторопиться надо, пока барачными не заселили.
Под «конторой», как я понял, подразумевалась ЧК, под «пацанятами» – мои мальчики, которые не поехали в Москву к дяде, а продолжали жить в квартире и надеяться, что я вернусь! (Вряд ли у них имелась более веская причина, чтобы задержаться в голодающем и замерзающем Питере, ведь для Колиного папы оставили письмо с адресом!)
Пришла пора для решительных действий! Я внутренне подобрался и сосредоточился на составлении собственной диспозиции на ближайшие часы. Во-первых, следовало выбраться на улицу и незаметно шмыгнуть в машину к «чубатому». Во-вторых, … по обстоятельствам!