— А где Виктор? Мне же нужно было с ним поговорить?

— Пойдём.

Они пошли обратно в сторону туалетов, но не дошли до них несколько метров. Джон встал перед красной стеной и толкнул её одной ладонью, по поверхности побежали ровные линии трещин. Заскрипели трущиеся друг об друга камни. Они отворились как одна большая дверь, за которой располагалась маленькая комната. На стенах красные обои с золотыми розами, на полу узорчатый ковёр, резной стол, потухший камин и пара чёрных, кожаных диванов. Между ними, перед кофейным столиком стоял Виктор и смотрел на своего подмастерья.

— Проходи, Борис, этот разговор для вас двоих, — сказал Джон.

— Прошу, проходи, присаживайся. Если ты не против, можешь закрыть за собой дверь?

Дверь Борис оставил открытой. Он осторожно сел на диван и положил кулаки на колени, вид у него был напряжённый, но осанка ровная.

— Борис, почему ты сбежал? Я же сегодня объяснял, что нарушителей правил ждёт смерть. Или ты уже забыл?

— Нет, я помню. Просто я всего не знал. Ещё я не знал, что вы на меня натравили одержимых.

— Не натравил, а уговорил напугать.

Борис обомлел от услышанного. Он, не ожидая такого быстрого признания, поднял недоумевающее лицо и посмотрел на Виктора.

— Всё не так однозначно. Тебе Джон показал правила?

— Показал. Так, стоп. Вы же говорили, что они неподкупны, и уговорить их нельзя. Вы — такой правильный — взяли и соврали.

— Ложь во благо. Иногда для выполнения условий одного более важного правила приходиться нарушать другие. Ложь не карается смертью, в отличие от нарушения правила номер два.

— Хм, интересный вы человек, Виктор. Сюрпризы подобные этому ещё будут?

— Думаю, да, — он сел на диван напротив Бориса.

— Я хочу уйти. Не хочу быть унтом, хинтом или кем-либо ещё из вашей братии. Прямо сейчас хочу, уже полчаса мне хочется убежать и не возвращаться.

— Это твоё право. Но ты понимаешь, что будет со мной?

— То же самое, что и с Цирюльником.

Виктор ничего не ответил, а только поставил на стол пистолетную пулю, которая была настолько чёрной, что казалась дырой в пространстве.

— Тогда застрели меня, и можешь уходить.

— Дайте пистолет, — Борис протянул просящую ладонь.

— У тебя он есть, используй.

Юноша ощущал себя куском льда. Он вошёл в безэмоциональное состояние, но пистолет материализовался только со второй попытки, вылетел из щели между запястьем и компрессом. Борис вставил патрон в обойму, а её в пистолет. Движения были уверенными, можно сказать заправскими: просмотр боевиков и замена батареек в пульте не прошли даром. Всё происходило на автопилоте, казалось, что внутреннее я дёргает его за ниточки. Виктор закрыл глаза и запрокинул голову как Цирюльник. Борис обеими руками поднял пистолет и прислонил дуло ко лбу мастера. Белки глаз юноши были чернее сажи, а радужки краснее крови. Желание превзошло чувства. Указательный палец стоял параллельно стволу и не двигался.

«Я убью его и сбегу от унтов», — подумал он.

Борис нажал курок и раздался выстрел.

Звук выстрела был не громче хлопка. Пистолет в руках юноши задрожал, а затем, выскользнув из ладони, обратился в дым и вернулся на своё место. Борис упал на спинку дивана, руками, которые не переставали трястись, он сжал краешек обивки у своих коленей. Дрожью заражались и другие участки тела. Боль ударила в голову, будто раскалённый прут вогнали в череп. Напряжение отпустило его, когда Борис почувствовал движение у входа. Он ослабил хватку и осмотрел дверной проём. Ему показалось, или там промелькнула тень.

Спустя неделю Борис стоял в новом для него месте — кондитерском магазине. Яркий утренний свет залил золотом половину помещения, витрины со свежей выпечкой и пирожными, а также щурящегося Никиту. Но даже такое солнечное украшение не вызовет желание сфотографироваться в таком месте. Всё в этом магазинчике от пола до потолка вызывало желание взять то, что надо, и уйти по своим делам, хотя у широких окон по сторонам от входной двери стояло два белых, деревянных столика: один на двоих, другой на четверых. Стоит признаться, пустовали они очень часто.

Никита стоял, опёршись на стойку. На нём была белая рубашка, синие брюки и фартук цвета молочного шоколада с карманами, а на макушке расположилась такого же цвета шапочка, которая напоминала пилотку. Его взгляд был потухшим. Он смотрел в пол и ожидал ответа Бориса.

— Что я буду делать? Интересный вопрос, я даже и не знаю, что тебе ответить, — сказал Борис. — Иногда бывает так в жизни, что надо делать, а потом думать. Что-то внутри меня скреблось, тащило меня к этому. Такой импульс. Понимаешь?