За два года пребывания в детдоме изменилось только две вещи: у директрисы появилась новая машина, и Олег стал первоклассником. В школе «домашние» дети были слишком изнежены, попадались даже ребята, которые не могли завязывать шнурки. Вместе с Олегом в классе учились и другие детдомовские, они все ощущали превосходство над этими сосунками, но большинство остановилось на упоении этими крохами. Олег пошёл дальше и старался доминировать во всём: он учился на отлично, а на переменах задирал одноклассников, до которых мог добраться, включая детдомовских. Вместо ожидаемого успеха и уважения, он получил только страх, его начали опасаться все, даже хулиганы дружить не хотели. Олег желал поправить ситуацию и начал искать противников старше на один-два класса, но после каждой такой стычки он побитый и без желаемой победы возвращался в детдом.

Время шло, Олег становился умнее и в средней школе решил пойти на хитрость, чтобы уложить на лопатки противника постарше. Он пустил слух о том, что один рослый старшеклассник якобы гуляет с девушкой другого здоровяка из его класса. Верзила особым умом не отличался и не стал разбираться, а просто по-тихому избил невинную жертву за школой. Олег подглядывал за дракой, стоя за деревом, и запоминал, в какие места этого старшеклассника бьют чаще всего. Отделали его хорошенько, но через день на занятия он всё-таки явился с тональным кремом под глазами и над верхней губой. Олег на следующий день спровоцировал его и собрал как можно больше зевак подальше от школы. Ни в чём не повинный юноша, поверженный второй раз от ударов в те же самые места, упал на землю ничком, а Олег, как ни в чём не бывало, прошёл сквозь толпу своих одноклассников, которые оттоптали друг другу ноги, чтобы расступиться перед ним. Его успех привлёк к нему внимание, приходилось выдумывать новые фокусы и чаще импровизировать, чтобы поддерживать имидж.

В детдоме его интересы крутились вокруг персоны директрисы, а именно её материального состояния.

Во дворе детдома мальчишки и девчонки любили обсудить всех подряд, собираясь в кружок на детской площадке подальше от любопытных ушей взрослых. Олег присутствовал там, но в беседах не участвовал, наоборот старался держаться с краю и внимательно слушать.

— Я бы тоже так делала. Не заберёшь ты, значит, заберёт кто-то другой.

— Не, я бы у всех всё забрал, а вернул столько, чтоб, ну, и на жизнь хватило. А-то они толстеть да наглеть начнут.

— Может лучше сказать, что ты поровну поделил, а у тебя больше только потому, что ты такой важный и нужный для них.

Дети звонко и громко рассмеялись.

— Классно было бы, если б ты такой сразу родился и все работают только, чтобы ты в золоте ходил, и ещё гордились этим.

— А может нужно давать одному, кто на виду, побольше, а себе в тайне оставлять ещё больше. Люди будут его ненавидеть и думать, что он себе всё забрал.

— Лучше всего, чтобы всем всего хватало и все решали, что они хотят, — прорезался робкий голос маленькой девочки, которая прижимала к груди плюшевого пингвинёнка.

— Да чушь это всё, никогда не было и никогда не будет.

Девочка погрустнела и уткнулась белёсым личиком в игрушку.

— Не, ну, вот надо было рот открыть, — отреагировала самая старшая девочка и принялась утешать младшенькую.

И тут их напугал голос, который они никогда не слышали на этих собраниях:

— Лучше пусть все работают на одного и думают, что в другом месте лучше не будет, — Олег встал и вышел из кружка, а дети молчали и смотрели на землю в ожидании его ухода.

В этой беседе не прозвучало ни одной версии, которая отражала их реальность.

Олег понял, как директриса ведёт свои дела, и это было настолько глупо и топорно, что даже детский разум не сразу в это поверил. Тайна открылась ему совсем недавно. Две поварихи громко сплетничали и тошно гоготали за старой деревянной дверью в каморке рядом с кухней. Рядом над раковиной склонился Олег, который натирал огромную кастрюлю. Мышцы гудели, а любопытство подталкивало его любым способом просунуть в дверь своё ухо. Олег решил поступить деликатнее и взял нож, он придерживал дверь за ручку и тянул её вниз, а другой рукой давил на неё ножом. Петли были обильно смазаны растительным маслом так, что оно лужицей растеклось по полу. Мальчик прижался ухом к крошечной щели и старался уловить каждое слово поварих. Это были две тучные женщины в белых халатах, отличались они только ростом: одна совсем низкая, а другая на две головы выше.

— В прошлом году она хотя бы моющее покупала, самое дешёвое, конечно, половиной бутылки и руки не помыть. А сейчас всё сами покупаем — не, ну, совесть есть?! — сказала низкая повариха.

— Совесть в магазине не купишь и не похвалишься. Моющего поначалу у нас была канистра на три месяца, потом литр, а сейчас либо сами покупайте, либо в воде полоскайте, — ответила повариха повыше.

— Может уволиться? Это ж место не единственное, где повара нужны.

— Да везде так, — ответила высокая и махнула рукой, — все они сначала лыбу давят, а потом пояса затягивают.

— Ну вот, можно ходить от места к месту, а как начнут борзеть, — увольняться, — сказала низкая и рассмеялась.

— Можно, но отпуск каждый раз будет только через полгода, а борзеть начальство может начать и через месяц.

— Да, летом хочется на моря, а не в этой духоте кружиться.

— И уходить лишний раз не хочется — детишек жалко. У них и так работы хватает, чтоб ещё за нас лямку тянуть.

— И не говори. Такой грех эта мымра в жизни не замолит.

Мягкие пальцы с острым маникюром вцепились Олегу в ухо, а влажная ладонь прикрыла ему рот. Его оттащили от двери и вырвали из рук нож. Мальчик вырывался, топал ногами, старался вывернуться и удрать в противоположную сторону от неизвестного. Поварихи выбежали на шум из коморки.