"Господи, если ты слышишь, помоги нам проплыть мимо. Не ради меня — клятвопреступника и предателя, а ради девушек, которые ни в чем не виноваты. Умоляю, помоги"!

И, кажется, Творец смилостивился — медленно, чудовищно медленно, форт растворялся вдали, а причальные огни, напротив, все приближались.

Еще полчаса такой изматывающей, напряженной дороги, и их суденышко с тихим стуком прибилось к камням низкого лодочного пирса. Лариэс, за все это время, не проронивший ни единого слова, первым выбрался на сушу, помог девушкам и Эрику. Затем, накинув капюшон на голову, чтобы скрыть мохнатые кисточки на кончиках ушей, он двинулся вперед, выбирая самые темные и неприметные углы.

Порт и посреди ночи кипел жизнью, бурной, непристойной, опасной. Но у лихого разгула имелся один большой плюс — никому ни до кого тут не было дела. Ну, если, конечно, не возникало желания подраться, совокупиться, или ограбить ближнего своего.

Ширина плеч Лариэса и злобный вид отпугивали людей, а потому из порта они выбрались без особых приключений.

Только пройдя под старыми, распахнутыми настежь воротами, отделявшими Нижний Город от порта, Лариэс сумел чуть-чуть расслабиться и оглядеться.

Сентий… такой родной и такой далекий… Его город. Отобравший все, подаривший еще больше, навеки отпечатавшийся в сердце.

"Город, который я предам и преподнесу на блюде Вороньему Королю — человеку, чьим именем пугают детей. И мне этого не простят. Никогда!"

Эти невеселые мысли напомнили полукровке о том, что он прибыл сюда не прохлаждаться.

— Идем, — распорядился Лариэс, оборачиваясь к товарищам.

— К капитану Сервусу? — шепнул Эрик.

— Нет, к нему сейчас слишком опасно.

— Тогда куда? — недовольным тоном поинтересовалась Лира.

— Узнаете.

Они некоторое время петляли по запутанным городским улочкам — бывший Щит принца старался убедиться, что никто не следит — все ближе и ближе подбираясь к цели. Наконец, Лариэс замер перед до боли знакомыми массивными дверьми, ведущими во двор кузницы.

На миг он в нерешительности замер, затем, собрав всю волю в кулак, постучал.

Некоторые время ничего не происходило, затем послышались тяжелые шаги и из-за ограды донесся голос:

— Кто там?

— Это я, Руфин.

Молчание.

— Открой, пожалуйста.

Молчание.

Лариэс ждал.

Наконец, дверь скрипнула и приоткрылась ровно настолько, чтобы через нее мог протиснуться человек. Лариэс кивком головы показал остальным, что те должны идти первыми, и когда все трое скрылась внутри, прошел сам. Дверь с лязгом захлопнулась за его спиной, скрипнул засов.

Руфин стоял, сжимая в одной руке магический светильник, а в другой — кузнечный молот.

— А я думал, что ты ненавидишь магию, — улыбнулся Лариэс.

— Иногда она бывает полезна, — проворчал мастер оружейник, беззастенчиво разглядывая вошедших.

Лиру кузнец удостоил лишь мимолетного взгляда, на Лариэсе задержался, изучая того медленно и настороженно, Эрику приветливо кивнул — Волк тоже был его клиентом, но больше всего внимания было уделено Алиссии. И тут не было ничего удивительного — ее в городе знали почти так же хорошо, как и Орелию. Благо, людей, родом с Бархатных островов во всем огромном Сентии жило от силы пара тысяч, и даже на их фоне Алиссия выделялась.

Чернокожая ученица Древней славилась не только своей неземной красотой, но и ангельским нравом, а также готовностью помочь каждому нуждающемуся. Не один и не два негодяя пытались воспользоваться этим, дабы потешить свою плоть, но результат подобного всегда оставался неизменным — кошмарная смерть настигала неудачливых насильников. Простой люд уважал ученицу Целительницы почти так же, как и Древнюю, и любой глупец, попытавшийся посягнуть на здоровье или честь Алиссии, очень быстро жалел о своей опрометчивости.

Впрочем, поговаривали, что дочь Бархатных Островов и сама умела показать острые зубки. Правдивость этих баек лично у Лариэса вызывала вопросы — телосложением Алиссия, в отличии от той же Лиры, ничуть не напоминала опытного воина, но сбрасывать их со счетов он бы не стал. Мало ли чему Целительница успела обучить девушку.

— Идемте, — глухо проговорил Руфин. — Кажется, разговор нам предстоит долгий и непростой.

Он отвел их на кухню, налил вина, после чего уселся напротив, первым выпив из кувшина и сказав: