Мир накрылся ядерным взрывом, и я вместе с ним. По идее я должен был погибнуть, но вдруг очнулся… Где? Темно перед глазами! Не видно ничего. Оп – видно! Я в собственном теле. Мне снова четырнадцать, на дворе начало девяностых. В холодильнике – маргарин «рама» и суп из сизых макарон, в телевизоре – «Санта-Барбара», сестра собирается ступить на скользкую дорожку, мать выгнали с работы за свой счет, а отец, который теперь младше меня-настоящего на восемь лет, завел другую семью.
Отныне глава семьи – я, и все у нас будет замечательно. Потому что возраст – мое преимущество: в это лихое время выгодно, когда тебя недооценивает враг.
А еще я стал замечать, что некоторые люди поддаются моему влиянию. Вот это номер! Так можно не только о своей семье, обо всем мире позаботиться и предотвратить глобальную катастрофу!
Глава 1
Живой
25 июля 2025 г.
Кто только придумал эту пафосную чушь: «Оставь меня»?! Ни от одного раненого не слышал: «Пашка, брось меня, спасайся сам!» Потому что каждому человеку невыносимо хочется жить!
Вот прям как мне сейчас. И как контуженному Илюхе с раздробленной, перетянутой жгутом ногой, которого я волоку.
Пыль набивалась в ноздри, цементировала язык. Слюна пересохла, во рту была Сахара. Рюкзак, куда я сунул литрушку воды, сгорел в бэтээре вместе со всей снарягой.
Только собрался поднять голову, как над нами прошелестел снаряд, обдав нас волной рассекаемого воздуха. Бабахнуло. Я вжался в дернувшуюся землю, навалился на застонавшего Илюху. В башке зазвенело, и заложило уши. Рывок, еще рывок. До чего же тяжело! Возраст, мать его!
Силы иссякли, и я замер, упершись лбом в согнутую руку и слушая, как, заглушая стрекот далекой перестрелки, набатом в висках пульсирует кровь. Выберусь, буду бегать кроссы и из качалки не вылезу. Какой же я немощный! Да и вес лишний набрал.
Перекрывая трескотню выстрелов, хрустнула, дернувшись в нашу сторону, огромная сосна, наискось подрезанная осколком. Близость нелепой смерти придала мне сил, чтобы согнуть ногу и выбросить в сторону утяжеленное броней тело, а потом подтащить к себе Илюху. В последний раз хрястнув, разломился рассеченный ствол. Рухнул не на нас, а воткнулся в землю колом.
Жить! Никому я на хрен не нужен — а поди ж ты! Жить мне хочется. Илюхе тем более хочется, его младшей восемь, да Светка…
Ба-бах! Почва опять дернулась — как тело под ударом. Я упал, закрыв застонавшего Илью собой. Ляп-ляп-ляп — посыпались клочья земли.
— Держись, брат, — хрипнул я, высунул шлем из окопа, повертел им туда-сюда — снайпер не среагировал. — Давай я сейчас встану, а ты справа на меня обопрись и — на здоровую ногу. Оке? Тут до наших недолго осталось.
Я скрючился, вытряхнул землю из волос и подставил спину Илье, перехватил друга за корпус. Он прыгнул пару раз, и его колено подогнулось, он потряс головой, из носа и ушей хлынула кровь. Я выругался.
Пришлось схватить его под мышки и волочь из укрытия в укрытие.
— Че-то тихо, — прохрипел Илюха во время очередного привала. — Не к добру.
Я прислушался. Вдалеке забахали отлеты с наших позиций. Враг молчал. Враг будто собирался с силами для сокрушительного удара.
— Не к добру, — кивнул я, поволок друга в посадку, но положил, увидев возле воронки присыпанный землей труп.
Захрипела и смолкла рация на его поясе, я снял ее, отмечая, что диод, как и на моей разбитой, закрашен маркером — когда она работала, он очень ярко светил.
— Леший, как слышно? — донеслось сквозь помехи.
— Леший мертв. Говорит Зверобой, — откликнулся я.— Прием?
— Слышу тебя, Зверобой. На связи Батя.
— Батя, у меня трехсотый, нужна помощь!
Ответил треск помех, когда он прервался, я спросил:
— Батя, что происходит? Враг отступает?
— Да, сворачивается. Зверобой, оставайся на месте, помощь выехала.
— Не к добру, — прошелестел Илья, закрывая глаза. — Что сворачиваются. Что-то тут не то.
По позвоночнику снизу и вверх растеклось холодящее душу дурное предчувствие. Я подобрал флягу, оброненную покойным Лешим, жадно припал к горлышку, хлебнул… Горло обжег спирт. Твою ж! Откашливаясь, я сел рядом с Илюхой, потрепал его за плечо.
— Брат, мы смогли. За нами уже едут.
Я упал на спину, раскинув руки. Доведенное до белого каленья светлое июльское небо. Ни облачка. Ни вороны, ни стрижа — вся живность разлетелась, вспугнутая перестрелкой, или сгинула.
Если слышишь пулю, значит, эта пуля не твоя. Я, конечно, сдохну, как и все. Но — не в этот раз. Пока — жить! Потрескавшиеся губы растянулись в улыбке. Жи-и-ить! Я еще отхлебнул из фляги — стало благостно и спокойно. И еще глоток. Понемногу отпускало.
Жить!
Минут через пять за нами приехал УАЗик. Выскочил длинный парень, неразборчиво представившись, нервно потряс мою руку. Метнулся к Илюхе, сквозь штаны всадил ему в бедро промедол. Вдвоем мы сперва положили труп Лешего в кузов. Илюху взяли под руки, поволокли туда же.
— Ты как, соседство с двухсотым переживешь? — спросил я. — Если посадить тебя спереди, там раненую ногу не…
Водила резко бросил Илью, запрокинул голову.
— Оппушки-воробушки! — И упал на землю, закрывая голову руками.