— Зяму с Русей закрыли, — доложил Илья. — Все на ушах.

— И хорошо, — резюмировал я, и тут провернулся ключ в замочной скважине, в кухню протопали родители Ильи, разговаривая вполголоса.

— Как быстро ты можешь сплести самодур? — спросил я.

Илья задумался, почесал в затылке.

— Полчаса на каждый, а что?

— Научи меня и сделай штук несколько на продажу. Попытаюсь загнать. Только надо просчитать, сколько на них идет материала.

— Самодуры продать? — удивился Илья. — Кому они нужны?

— Еще как нужны! Сегодня хотели купить. Думаю, рублей за двести толкать нормально.

Девяностые — это не двухтысячные, когда можно прийти в рыболовный магазин и набрать любых самодуров и блесен. Тут этого всего нет, а заправские рыбаки жадничают, хранят свои секреты. Продавцы же еще не поняли, что на этом можно зарабатывать.

На миг появилось ощущение, что я играю в РПГ-игрушку и прокачиваю скилл торговца, отыскав эпический артефакт, когда система подсказывает мне выгодные решения, в то время как другим они не видны. Хочешь — открывай пекарню, года три это будет тебя кормить. Хочешь — швейную фабрику. Хочешь — бартером занимайся. Бартер сейчас— вообще песня. Ну, или продвигай кондитерку. Пойдет все. Народ голодный, конкуренции нет из-за отсутствия представления, где взять стартовый капитал.

Где-где, на земле и в воде, как я сейчас! В конце концов, мы живем на юге, у нас черешня, абрикос, клубника в мае, а на севере, в той же Москве, ничего этого нет. И двухсот долларов хватит!

— Думаешь, пойдет? — не поверил Илья и кивнул на дверь. — Там отец пришел, ты что-то хотел спросить у него?

Я мотнул головой.

— Да не, сам справлюсь. Так что, научишь?

Илья кивнул, вытащил пластиковую коробку, разделенную на отделения вручную, а в них хранились крючки, перья, разноцветный бисер, лески разной толщины.

— Основная леска подвеса — четырнадцатая, если толще, днем рыба будет пугаться. Поводки на крючках и грузы крепятся к ней двенадцатой. Если зацепится за дно — потеряешь один крючок, а не весь самодур. Как оформлять крючок, смотри. Две бусины, это типа глаза, перо, лучше белое или переливчатое. Берем крючок вот так… Повторяй, а то не запомнишь.

Я повторил.

— Берем нарезанную восьмую леску. Крепим перышко, обматываем, и ее конец — вот сюда в петлю. Тянем, тянем… Есть! Обрезаем леску, крепим бисер двенадцатой, она и будет поводком…

В дверь постучали, и подросток во мне от зависти чуть не умер. В дверь Ильи — стучат, а не вваливаются бесцеремонно.

— Открыто! — сказал на миг отвлекшийся Илья и снова углубился в рукоделие.

У меня получалось через раз, тут сноровка нужна.

Заглянул отец Ильи. В детстве он мне казался ужасно старым, ему аж пятьдесят лет, в то время как моему не было сорока! Теперь же он смотрелся моим ровесником: когда умер, я выглядел примерно так же.

— Здравствуйте, — улыбнулся я.

— Как ты, Павел? — спросил Леонид Эдуардович.

— Да нормально. Самодуры, вот, вяжем. Ставрида клюет, как ненормальная.

— Молодцы. Лора зовет к столу через пятнадцать минут. Ждем вас.

Родители Ильи всегда жалели меня, старались накормить мальчика из бедной семьи, а я ершился, гордость свою показывал. А ведь это нормально — хотеть накормить нуждающегося ребенка.

Мы закончили вязать самодуры и отправились к столу, где нас ждали домашние пельмени со сметаной. Я чуть язык не проглотил, такими вкусными они мне показались. Но объедаться не стал, потому что жирноват, надо сбросить килограммов пять. Поблагодарил хозяев, вручил им мороженое и отправился домой, договорившись с Ильей завтра рыбачить после уроков.

Домой я пришел в полвосьмого, но отца, как часто бывало, не застал. Из детской доносилось: «Хлеб и „Рама“ — созданы друг для друга». Я высунулся из прихожей и прежде, чем пропасть на кухне, сказал:

— Всем привет!

Наташка и Борька радостно мне помахали, мать сделала вид, что не слышит. Похоже, самый взрослый в этой семье — это я, родители так и не выросли, хоть и старательно делали вид.

В кухне на столе стояла огромная тарелка, полная жареной ставриды. Я сварил лапшу, и на запах прибежали Борька с Наташей. Я разделил между ними порцию, и они с радостью сожрали «роллтон», запивая его «инвайтом». Дешевые полуфабрикаты в те времена считались экзотикой и почитались пуще красной икры. Импортное же!

— Откуда у тебя деньги? — спросила Наташка, вылизывающая тарелку.

— Заработал, — пожал плечами я. — Рыбы наловил и продал.

На Наташкином лице отпечаталось удивление: «А что, так можно было?» И меня посетила забавная мысль создать рыболовецкий картель.

— Хочешь со мной? Я сразу после школы на мол пойду.

— Но я не умею…

— Ты не ловить будешь, а продавать. Не кругли глаза, я научу…

В кухню зашел отец, я пожелал ему доброго вечера, на что он ответил недобрым взглядом, и мы с Наткой переместились на улицу.