Шрифт:
— Красивая, — тихо проговорил я, — Еще прекраснее, чем тогда, когда была призрачным духом. А какая хрупкая и бледная.
Я тихонько потеребил её за плечо:
— Никсаэлла, — тихо позвал я, — Девочка, очнись!
Она застонала, и её ресницы затрепетали.
— Нежить, — прошептала она в бреду, — Повсюду нежить, опять нежить.
Она медленно открыла глаза и часто ими заморгала, а потом они стали огромными от ужаса, когда она увидела меня рядом с собой. И в следующую минуту из её рта вырвался оглушительный визг.
Она вскочила с кровати и попятилась от меня, упершись спиной в угол комнаты, продолжая визжать так, что крик банши показался бы нежной колыбельной. Даже душераздирающий вой древнего бича, призванных духов, не был столь громким для меня и оглушительным.
— Прекрати, — прорычал я ей, и бросил в неё заклятие паралича.
Она тут же застыла на месте и замолкла. Лишь глаза её выдавали всю ту гамму чувств и эмоций, что она испытывала сейчас.
Я немного приблизился к ней и замер в нескольких шагах.
— Не надо кричать, девочка, — спокойно произнес я, — Я сниму сейчас заклятие паралича, а ты закроешь свой рот, и больше визжать не будешь. Поняла? Моргни, если поняла.
Она медленно моргнула, а я щелкнул пяльцами, развеивая своё заклятье.
И как только оцепенение покинуло её тело, она вдруг вся сжалась и напряглась. А в следующее мгновение я и сам не понял, что произошло. Она, что есть силы, сиганула мимо меня прочь. Девушка молнией вылетела из хижины и понеслась по пустым улицам поселка, не оборачиваясь.
Я рассмеялся своим хриплым низким голосом. Вот это скорость, и не скажешь, что буквально несколько минут назад она была в обмороке.
Она завернула за угол и я потерял её из вида. Я быстрым шагом направился за ней.
— Никсаэлла! — громко позвал я её, — Не надо убегать, девочка. Я не причиню тебе зла.
Я шел по пустым улицам поселения в вечерних сумерках и всматривался в пустые темные дома. Я чувствовал, что она была где-то здесь, совсем рядом. Она не покидала поселок, а просто спряталась, затаилась где-то.
— Ни-кса-э-лла! — снова прокричал я, растягивая её имя по слогам, — Я чувствую биение твоего сердца, девочка. Ты напрасно считаешь, что можешь спрятаться от лича.
На моё счастье, на много-много часов пути в окрестностях не было ни одного живого существа. Моя сущность лича чувствовала каждую живую душу. Я мог распознать месторасположение любого живого человека или животного. Я слышал стук его сердца, я ощущал его страх.
Вот и сейчас, я слышал стук сердца моей Никсаэллы. Оно билось в сумасшедшем ритме, грозя разорваться от страха.
— Боги, девочка, не надо так бояться, — проговорил я, оборачиваясь к одному из домов, где спряталась девушка.
— У тебя же сейчас сердце остановится, если ты не успокоишься.
Я медленно начал входить в дом.
— Я сейчас войду, а ты не будешь кричать. Мы просто поговорим, хорошо? — пытался успокоить я её, — Мы же уже с тобой разговаривали раньше, помнишь? Ты же сама ко мне приходила в своих видениях.
Глава 31
Никсаэлла
Я ощущала легкие прикосновения к своему лицу, а в это время мне снилась нежить и черный мертвый воин, что посадил меня на своего мертвого коня.
— Никсаэлла, — тихо позвал меня кто-то, — Девочка, очнись!
Я вновь почувствовала чьи-то холодные прикосновения.
— Нежить, — услышала я собственный голос, — Повсюду нежить, опять нежить.
Я еле разлепила свои глаза и часто заморгала, стараясь сфокусировать своё зрение. Все плыло перед моими глазами, и я никак не могла разглядеть облик человека, что склонился надо мной.
А потом я увидела протянутую ко мне руку. Холодную, костлявую, мертвую руку! А затем я подняла свои глаза на её обладателя. На меня смотрело холодное, голое, мертвое лицо. Без кожи, без плоти, и без глаз. И только зловещий темный красный свет в пустых глазницах выдавал в этом существе что-то живое и разумное.
— Аааааа! — завопила я, и сама себя оглушила собственным визгом.
В приступе смертельного ужаса я вскочила на ноги и вжалась в угол. Существо что-то начало говорить мне своим страшным голосом, но я не понимала и не слышала, а только продолжала визжать. Затем он сделал пас рукой и я окаменела. Я не могла больше издать ни единого звука, и пошевелиться тоже не могла.