— Никсаэлла, девочка моя! — проговорил он своим хриплым голосом, — Прости меня, я не должен был оставлять тебя одну.

Он развернулся и понес меня к хижине, где мы провели ночь. Он вошел в дом и посадил меня на стул, а сам, оторвав от одеяла кусок ткани и смочив его в тазу с водой, начал обтирать мне лицо.

— Скажи мне, я не опоздал? — спросил он тихо, — Они не успели…

Я судорожно затрясла своей головой.

— Нннет, — заикаясь, ответила я, — Не успели.

Мне показалось, или он будто бы облегченно выдохнул?

А потом случилось странное. Он вздернул меня со стула и сильно прижал к себе, крепко обнимая. Он начал гладить меня по волосам и спине, успокаивая и утешая. Я повисла в его объятиях безвольной куклой, не зная, что мне предпринять. Первым моим порывом стало положить на его плечи свои руки и тоже обнять, но потом я испугалась своих желаний и просто застыла в кольце его рук. И снова я поймала себя на мысли о том, что мне не были неприятны его прикосновения, а скорее напротив.

Лич молчал, молчала и я. Время шло, а мы так и стояли, тесно прижавшись друг к другу.

— Ты больше не отталкиваешь меня, — тихо проговорил мёртвый, и в его словах я услышала улыбку, — Больше не боишься меня?

Я отрицательно покачала своей головой:

— Нет, не боюсь, — робко произнесла я.

— Обними меня, — снова произнес он тихо, и в его словах я услышала мольбу.

Я робко положила на его предплечья свои ладони и заскользила ими выше к его плечам и шее. Его легкий доспех чуть оцарапал мне кожу, но я даже этого и не заметила. Лич был высок, и мне пришлось привстать на носочки, чтобы обнять его за шею.

Его руки обвили мою талию и снова тесно прижали меня к себе.

Джулиан

Вот так бы и стоял с ней целую вечность. Что-то было правильное в том, как мы стояли обнявшись, просто молчали, тесно прижавшись друг к другу.

Сколько дней я провел, мечтая об этом. А ещё, я чувствовал, как изменилось её отношение. И это также вызывало в моей душе трепет и невероятную бурю эмоций.

Как странно, девушка даже не оттолкнула меня, и в её глазах я не увидел больше отвращения или страха. Никсаэлла больше не вздрагивала при звуке моего голоса, не дрожала при моём приближении.

Я был счастлив как мальчишка, ведь она не оттолкнула, а продолжала обнимать. О, как оказывается мало мне нужно для счастья. Моя, моя, моя, моя…

На меня накатили воспоминания о вчерашнем вечере. Боги! Это было даже больше, чем я мог себе представить и пожелать на тот момент. Конечно, я не раз представлял себе, как беру её во всех мыслимых и не мыслимых позах, как она стонет и извивается подо мной от наслаждения. Но это были лишь мечты и фантазии, которые не имели с реальностью ничего общего. Я был мёртв, и тело моё было мёртвым. Я физически не мог овладеть ею, не говоря уже о том, чтобы удовлетворить как-то нас обоих.

Но вчера, что-то произошло, я просто не смог сдержаться, особенно после того эпизода во время пути. Я вспомнил, как она в седле откинулась мне на грудь, и мои руки сами потянулись к ней, а она не сопротивлялась. Я накрыл ладонью её нежную девичью грудь, и у меня помутился разум. Желание овладело мной, во что бы то ни стало, увидеть её обнаженной и касаться её. И я решил, что ничто меня не остановит. Если Никсаэлла позволила раз мне коснуться себя, значит, возможно, позволит и ещё. Но я должен был быть осторожнее. Каждый раз, когда она видела моё мертвое лицо лича или мои голые пальцы, девушка вздрагивала от отвращения. Что ж, я её не осуждал, ведь я и сам себе был противен.

С этого момента я стал осторожнее, я не снимал с головы капюшон, а с рук перчатки. Я весь вечер мысленно возвращался к воспоминаниям о прикосновениях к ней. И в мою голову стали приходить такие мысли, о которых я раньше даже и не задумывался. Мне было не подвластно доставить удовольствия нам обоим, но я мог сделать приятное Никсаэлле.

Но сначала надо было её накормить. Я убил первое попавшееся животное, что было в пределах моей видимости. Это был заяц. Мне некогда было размышлять. Я просто оглушил несчастного зверя воздушным ударом, а затем перерезал ему глотку кинжалом.

Увидев окровавленное животное в моих руках, девушка сильно поморщилась, и заявила, что не сможет его есть. Она не ест мясо? Или моя добыча была ей не по вкусу? А ведь я старался для неё. Я вряд ли смог бы найти в этом покинутом поселении ещё хоть что-то. Возможно, завтра утром мне удастся раздобыть для неё что-то другое, но пока ей придется довольствоваться этим. Ей нужно питаться и набираться сил, ведь она выглядела такой осунувшейся и уставшей. Мне еще никогда не приходилось заботиться о ком-то, тем более о девушке, поэтому я пребывал в некой растерянности, что делать и как поступить. За эти семьдесят лет своего моего мёртвого существования я уже забыл вкус пищи и вина, забыл о потребностях тела, забыл о необходимости во сне и отдыхе. Я не чувствовал голода, холода, усталости и даже боли, мне не нужен был сон, одним словом я был мёртв. А Никсаэлла была живой и такой юной и хрупкой, ей были просто необходимы внимание и забота.