Но Федька ещё не успел выслушать про детей бабы Кати от слова до слова, поэтому ему приходилось принимать огонь на себя. Выхлебав из тарелки последнюю каплю, баба Катя двумя пальцами поймала на губах чаинку, обтёрла руку о застиранный фартук в цветочек и откинулась на стуле, мрачно подведя итог обстановке в обществе:

– Да, нет сейчас в молодёжи воспитания и почтения. Не знаю, куда смотрят родители. – Она сурово взглянула на Федьку, и он, торопливо пихнув в рот кусок яичницы, согласно кивнул головой. Удовлетворённая его жестом баба Катя продолжила: – Вот я и говорю. Не умеют нынешние родители детей воспитывать. То ли дело мои Люсенька с Жориком! Уж такие славные ребята, такие уважительные. Я для них ничего не жалела. Не доедала, не допивала, но новое платьице Люсюшке всегда справляла, да и Жорика не обижала: что просил – всё получал. Да не завалящее, а самое лучшее. Люсенька моя замуж за богатого вышла. Ох за какого богатого! – Баба Катя сделала паузу и в восхищении закатила глаза. – А уж какая у них компания подобралась: одни банкиры и предприниматели. Все люди интеллигентные, образованные. Люся мне так и сказала: «Ты, мама, нас не позорь, сиди и молчи. О как! В люди моя дочушка вышла, деревенские ей теперь не ровня».

Горделиво расправив плечи, баба Катя забросила в рот кусок сахара и с шумом засосала, переходя к воспоминаниям о сыне:

– А Жорик мой, тот сызмальства был увёртыш – из любой беды вывернется. Вот когда он выучился и пошёл в банк работать, то сразу разбогател. В газетах про него много писали, что вор он. Но это всё враньё! Жоренька наветов слушать не стал, а собрал вещички да и уехал в Канаду, а после к нему уже и Люсенька перебралась. Там, в Канаде, у них дома огромные, с нашей полдеревни будет. – Рассказчица обвела рукой избу, показывая, какие огромные дома у Жорика с Люсенькой. – И меня детушки не забыли – позаботились, чтоб мне хорошо было. Перед тем как уехать, Жорик самолично меня сюда отвёз и тысячу долларов мне оставил. На проживание, значит. Я тебе, Феденька, сейчас его фотокарточку покажу.

Дряблая рука с раздувшимися, словно сосиски, пальцами скользнула в карман фартука и вынула на свет яркое фото, заботливо обёрнутое в полиэтиленовый пакет. Молодая полная женщина с теннисной ракеткой в руках обнимала за плечи одутловатого мужчину в белом костюме.

– Это Люсенька, а это Жорик. Правда, красавчик?

Глаза бабы Кати легко подёрнулись влагой, а голос зазвучал тише и мягче, словно его смазали сливочным маслом. Развернув стул, старуха села прямо напротив Федьки, давая понять, что желает немедленно осчастливить его рассказом о детстве Жорика. Делать было нечего.

Загнанный в угол Федька глубоко вздохнул, приготовившись слушать бабу Катю, но дверь внезапно распахнулась, как от порыва сильного ветра, и влетевшая в кухню Юлька не своим голосом заорала:

– Зайцы! Зайцы!

Растрёпанный ветром ирокез на Юлькиной голове выглядел так, словно её волосы от ужаса встали дыбом, а озадаченное лицо деда, маячившее за спиной сестры, доказывало, что произошло что-то серьёзное.

– Какие такие зайцы, мои, что ли? – лягушкой выпрыгнула из-за печки баба Лена и громко заохала: – Уж я их рисовала-рисовала, две банки краски извела! Что с ними такое стряслось?

– Не ваши, – раздосадованно замахала рукой Юлька, – настоящие!

– Настоящие?

С набитым ртом Федька ужом проскользнул между Юлькой и дедом и, опережая всех, выскочил на крыльцо, замерев от неожиданной картины: прямо по деревне из леса скакали зайцы. Один, второй, третий… десятый.

Пружиня тела, зверьки скачками двигались вдоль улицы, то и дело шарахаясь в кусты, но вскоре снова выпрыгивая и продолжая путь в дальний лес с другой стороны Подболотья.

Никогда прежде Федька не видел живого зайца так близко. На картинках косые выглядели иначе: маленькие, уютные, пушистые. Настоящий же заяц, размером с небольшую собаку, казалось, состоял из одних жил, обтянутых неровно окрашенной шкурой грязновато-коричневого цвета.

Было в этом бегстве что-то неестественное, непонятное и оттого тревожное. Люди, не смея пошевелиться, молча смотрели вслед зайцам, пока баба Катя не стукнула костылём о пол:

– Ох, не к добру это. Мать рассказывала, такой гон как раз перед войной был, когда я в люльке качалась. Животные, они всякую беду наперёд чуют.

Баба Лена мелко-мелко закивала в знак согласия и закрестилась на восток:

– Спаси, Господи, и сохрани супротив всякого обстояния.

– Вот к чему приводит невежество, – раздался от калитки высокий голос Надежды Степановны. – Сколько раз я тебе, Елена, доказывала, что Бога нет, а ты всё крестишься. Ну подумайте сами: какое отношение имеет Иисус Христос к напуганным зайцам? – Старушка выступила вперёд из тени куста и оказалась посреди двора.

Сегодня она связала косицы пучком и стала похожа на тощую белку, перебирающую лапками в поисках орешка. Только вместо орешка Надежда Степановна держала пустую банку.

– Николай Петрович, вы же образованный человек, как вы можете мириться с такой косностью? – обратилась она к деду. – Подтвердите, что Бога нет! Мы с Надеждой Степановной устали бороться против религии в одиночку.

Федька метнул на деда испытующий взгляд. Он заметил, что Юлька тоже приоткрыла рот в ожидании дедова отклика, одновременно пристально разглядывая неожиданную гостью. Дед кашлянул, и Федька предположил, что сейчас последует шутка и дед сведёт спор к веселью. Но прозвучавший голос не содержал и тени шутки.

– Любезная Надежда Степановна, не могу поддержать вас в вашей убеждённости и уверен, что верующие имеют полное основание на свои взгляды. Никто не доказал, что Бога нет.

– Как не доказал? – От возмущения старушка выронила банку на землю, и она покатилась по траве, испугав кошку Рыжку. – Я доказала. Я защитила диссертацию по научному атеизму!

Воинственно подняв подбородок и переступив через свою банку, Надежда Степановна подошла вплотную к деду и выпалила:

– Нет ни единого доказанного свидетельства того, что человек видел Бога.