– Все это вы просто так говорите...
– уныло сказал я.
– А по природе вы человек очень добрый. Вы такого цвета!..

– Ну а это уже неправда. Ошибаетесь: я недобрая. Я злая!

Я повернулся и пошел обратно, в ту сторону, куда она мне показала.

– Прощайте!
– сердито и громко сказала она.
– И если не хотите еще раз меня разозлить и обидеть, пожалуйста, не попадайтесь мне больше на глаза. Я вас очень прошу!..

Я ее не понимал. Она была немного странная. Но и какой-то приятной была эта ее странность: насмешливо крикнула "прощайте" и тут же эти слова "Я вас очень прошу!.." - чтоб я постарался больше не попадаться ей на глаза. Я молча брел среди людей, которых почти не видел. Через минуту оглянулся.

Она по-прежнему светилась золотисто-лимонным пламенем. Минуя прохожих, неторопливо уходила по тротуару к далеким, большим деревьям.

Мало что соображая, я побежал к ней. Мне было ясно: все должно разрешиться или сегодня, или никогда. А из-под моих ног и тень надежды уже уплывала. Она спокойно - безразлично!
– уходила.

– Знаете что!..
– сказал я, догнав ее.

– А, это опять вы!
– удивилась она и высокомерно подняла брови.
– Я же вас просила... Ну хорошо, говорите, но только побыстрей. Ради бога!.. Вы какой-то совсем странный!

– Это неправда... Я должен был сказать, что мне идти... Что я...

– Значит, так: я вам нравлюсь, потому что я красивая. Вы это хотели сказать? Ну вот что, молодой человек. Выслушайте меня очень внимательно.

Своей прямотой, манерой говорить - будто она не от себя, не свои слова говорит, а читает с книжки - она меня сбивала с толку.

– Неправда, что мне идти в другую сторону, - сказал я.

– Так вы, оказывается, лжец?!

– Мне идти в ту сторону, куда и вам!..
– решительно проговорил я.

– Ах, вот еще что!.. Так что ж вы пошли в другую?
– с удивлением подняла она брови и округлила глаза.
– У вас что, туман в голове?

– Я сегодня уезжаю в Москву, - уныло сказал я.

– Ах, какая жалость, какая печаль! То-то вы с чемоданом и ходите по улицам.

– Он еще пустой, - сказал я.
– Пока пустой.

– Правда? Очень жаль, что еще пустой!

– И неправда, что вы недобрая. А доброта выше всего...
– говорил я и все больше удивлялся: как некстати говорю я эти банальности, такие пустые, никчемные слова.
– Вы как ребенок, а думаете, что все считают вас взрослой. Вы в каком классе учитесь?

– Может быть, вам и школу заодно назвать? Прощайте! И больше не преследуйте меня. Счастливого пути!

Мы шли молча. Минуты через три я сказал:

– Только не думайте, что я иду следом.

– Вы пешком идете в Москву? Кстати, мне думать нечего, потому что я вас совершенно не знаю. Вы для меня такой же прохожий, как и все остальные. Вы даже не представляете себе, как вы мне безразличны!

Она вдруг спохватилась, что говорит слишком много, и умолкла.

Ах, как она была красива! Как она мне нравилась!

Мне казалось, что она по чьей-то доброй воле идет по улице только для того, чтобы ее увидели люди. Но я не переставал удивляться этому странному безразличию прохожих. Лишь кое-кто мельком бросал на нее взгляд. Не чаще даже, чем на меня! Нет, я не возмущался прохожими, в глубине души я смеялся над их слепотой: равнодушно пройти мимо!.. "Эх ты, парень!" готов был я оглянуться и крикнуть вослед пижонистому фигляру, горделиво прошествовавшему мимо нас, который даже не посмотрел на нее, а лишь меня смерил высокомерным взглядом. Безразличие прохожих к моей спутнице изумляло меня и где-то в глубине души успокаивало: мне легче и реже придется ее оберегать от других. А такие пижоны - вон как тот!
– пока осмыслят, что они прохлопали, мы с ней будем уже далеко-далеко.

Она была так стройна! Белые туфельки на ее ногах выглядели очень мило. Правда, носки их были изрядно побиты, хотя они были и новые. Ничего, ничего... Конечно, это мини-платье в цветочках, хотя она пока что и была школьницей, можно было бы сменить на более длинное.

Мы шли, молчали около минуты.

Грубовато, совсем нелюбезно, я вдруг спросил ее:

– Как вы знакомы с Ниготковым?

– Ах, это вы?? Вы все еще не ушли?
– удивилась она.

– Что вы о нем знаете?

– Все.

Итак, сейчас я спрошу, и покров таинственности с розовато-фиолетовой персоны спадет.

– Что все?
– опросил я.

– Абсолютно все!

– Что он сделал?.. Скажите!

– Это семейная тайна.

– Говорите!
– вскричал я.
– Немедленно!

– Пожалуйста...
– очень тихо сказала она, - никогда не кричите на меня при всех... Я этого не заслужила.

– А где же?..
– задохнулся я.
– Дома можно кричать?

Она вздохнула и сказала: