Шрифт:
«Московский университет, — писал Н. К. Кольцов во вводной части своего очерка, — всегда играл выдающуюся роль в освободительном движении. Каждый год вырывал из университетской среды новые жертвы — принимавших то или иное участие в этом движении. И профессора, и студенты изгонялись, заточались в тюрьмы, уходили в ссылку… Кто подсчитает, сколько сотен, сколько, может быть, тысяч жертв было вырвано из среды Московского университета за последние десятилетия? Есть ли возможность сохранить их полный список для истории?
Начиная с конца 1904 года, репрессии против московских студентов за участие в освободительном движении принимают особенно мрачный, кровавый характер…»
Заканчивая первую часть своей книги, Николай Константинович Кольцов писал:
«Когда после пресненского разгрома москвичи, взволнованные от пережитых ужасов, в страхе перед призраком надвигающейся реакции ходили по улицам города, кое-где попадались продавцы газет, предлагавшие новое издание— листок со стихами, первая строка которых произносилась вполголоса:
«Не плачьте над трупами павших борцов».
Эти простые, глубоко трогательные слова удивительно подходили ко времени и настроению; они ободряли растерянных и упавших духом, внушали мужество и надежду на будущее.
«Не плачьте над трупами павших борцов».
Были ли борцами те студенты, которые пали жертвами в октябрьские и декабрьские дни? Если студента Волкова, растерзанного в церкви за протест против черносотенной проповеди, и того, который дорого продал свою жизнь, когда был окружен солдатами на Пресне, нельзя назвать иначе как борцами, то Лопатин, Григорьев и другие были прежде всего мучениками. Их убили за то, что они студенты, а стало быть, стоят за свободу; убили за верования и убеждения, которые приписываются всему студенчеству и которыми на самом деле почти без исключений проникнуто все студенчество.
«Не плачьте над трупами павших борцов».
О да! Не надо плакать, или, вернее, не плакать надо!
Память этих борцов-мучеников можно достойно почтить, лишь продолжая дело, в которое они верили, и укрепляя веру, за которую умерли — нею освобождения России.
И прежде всего надо добиться, чтобы те, на кого падает ответственность в убийствах октябрьских и декабрьских дней, получили достойное возмездие. Нельзя дожидаться суда истории. История, конечно, казнит палачей и отведет им место в ряду Аракчеевых, Биронов и Малют Скуратовых. Но нынешнего Малюту судом истории не испугаешь; он даже не прочь заслужить Геростратову славу. Нет, возмездие должно быть скорое и реальное».
Кольцов Н. К. Памяти павших. М., 1906. С. 55–56).
И это писалось в 1906 году, в разгар реакции, когда Россия была покрыта виселицами. Это писал человек, которому в 1937 году несправедливо приклеили ярлык «реакционера» и «человеконенавистника», ярлык, посмертно оставшийся на нем в официальной прессе до недавнего времени.
Но сколько бы клеветы и грязи ни выходило из-под перьев тех, кто чернил некогда светлое имя Н. И. Вавилова- и его соратников, мы не забудем Николая Константиновича Кольцова, не забудем его блестящих открытий, его честности и стойкости, его борьбы за развитие советской науки [31] .
31
Примечание 1966 г.
Первая позитивная статья о Н. К. Кольцове после 1941 г. была опубликована в журнале «Химия и жизнь» (1965. № 5). Более подробный очерк его деятельности был напечатан в журнале «Знамя» (1966. № 8).
Глава 5. События агрономической дискуссии 1935–1938 годов и их связь с генетической дискуссией
Идейная связь вильямсизма и лысенкоизма. Общность методов борьбы с оппонентами
Безраздельное господство лысенкоизма в генетике, селекции и агробиологии возникло одновременно с установлением господства агрономических идей академика В. Р. Вильямса в области земледелия. Между научными школами Вильямса и Лысенко всегда существовала тесная связь. Еще в 1936–1937 годах при обсуждении спорных проблем селекции и генетики на сессиях ВАСХНИЛ зачитывались специальные послания В. Р. Вильямса, в которых он подчеркивал единство своей борьбы с «антитравопольщиками» с борьбой, которую проводил Т. Д. Лысенко против «реакционных» течений в генетике. После смерти В. Р. Вильямса, последовавшей в 1939 году, он был причислен к лику святых основателей единой материалистической агробиологии. Для иллюстрации можно привести программное высказывание на этот счет самого Т. Д. Лысенко: «Учение Мичурина и учение Вильямса — это разные стороны единой материалистической биологии, разрабатывающей теоретические вопросы агрономической науки и практики. Поэтому учение И. В. Мичурина и учение В. Р. Вильямса, которые игнорировались, не признавались старой идеалистической реакционной биологической наукой, стали в условиях социалистического сельского хозяйства биологической основой нашей агрономии, слились в единую агробиологическую науку. Эта единая агробиологическая наука и является сейчас теоретической основой деятельности Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И Ленина. В противовес реакционной теории убывающего плодородия почвы, теории выноса, учение В. Р. Вильямса о развитии почв и основного ее свойства — плодородия, диалектически правильно отражая законы развития почвы, дало агрономической науке возможность находить способы восстановления и улучшения условий плодородия. Это учение является теоретической биологической основой травопольной системы земледелия» (Лысенко Т. Д. Избранные сочинения. М., 1953. С. 413–442).
Сейчас наша сельскохозяйственная наука подвела печальные итоги безраздельного господства в земледелии агрономической системы В. Р. Вильямса. При этом были вскрыты и те методы демагогии и репрессий, которыми она пробивала себе путь в 1933–1937 годах, когда против нее выступали крупнейшие ученые страны — академики Д. Н. Прянишников, Н. М. Тулайков, профессор АР. Дояренко и многие другие.
Уместно проиллюстрировать еще несколькими примерами путь, по которому сторонники В. Р. Вильямса добивались продвижения в практику сельского хозяйства травопольной системы земледелия, хотя она не подвергалась никакой серьезной опытной проверке ни до, ни после ее внедрения. Агрономическая система В. Р. Вильямса была основана на голословных, абстрактных спекуляциях из области почвоведения, оспариваемых к тому же большинством почвоведов.
В. Р. Вильямс отрицательно относился к любой попытке опытно сравнить его травопольную систему с какими-либо другими типами севооборотов. Характерен в этом отношении эпизод, описанный в газете «Белгородская правда» (1962. 20 апр.). В газете приведен разговор Г. Д. Понедельникова с В. Р. Вильямсом по поводу закладки на шлях опыта по сравнению травопольной и пропашной систем.
В. Р. Вильямс спросил: «Для чего вам понадобились пропашные севообороты?» Понедельников ответил: «Для сравнения, чтобы проверить какой из них лучше». «А вы знаете, — сразу ответил В. Р. Вильямс, — что, когда Ленин устанавливал в России Советскую власть, он не согласился оставить на Украине гетмана Скоропадского, чтобы сравнить, какая власть лучше».